В 70 лет я поняла, что самое страшное это не пустая квартира, а полный дом людей, которым ты не нужна.
Вы опять не тот хлеб купили, резко прошипела невестка Лариса, пока я разбирала пакеты на кухне. Я же просила бездрожжевой. Уже пятый раз напоминаю.
Она демонстративно взяла батон, который я принесла, и покрутила его в руках, будто это была какая-то ядовитая гусеница.
Ларисочка, я забыла, прости. Замоталась, прошептала я.
Вечно вы замотаны, Анна Ивановна. А нам потом это есть. У Дениски может быть аллергия.
Она швырнула батон на стол, словно оказывала мне огромную услугу, не выбросив его сразу в мусор.
Я сглотнула комок в горле. Моему внуку Денису шесть лет, и у него никогда не было аллергии на обычный хлеб.
В комнату заглянул сын.
Мам, ты не видела мой синий свитер?
Видела, Сережа. Он в стирке, я вчера
Зачем?! он даже не дослушал. Я же собирался его сегодня надеть! Ну мам!
Сын исчез, оставив меня с его раздраженным «ну мам», которое в последнее время било больнее пощечины. Я постирала его вещь. Позаботилась. И снова оказалась виноватой.
Я медленно пошла в свою комнату, мимо гостиной, где Лариса уже громко рассказывала подруге по телефону, что «свекровь опять чудит». Смех в трубке был таким же колючим, как её слова.
Моя комната казалась единственным безопасным местом в этом большом, когда-то уютном доме. Теперь он гудел, как улей.
Постоянные разговоры, детские крики, включённый телевизор, хлопанье дверьми. Шумно. Людно. И безумно одиноко.
Я села на край кровати. Всю жизнь боялась остаться одна. Боялась, что дети вырастут и разлетятся, и я буду сидеть в пустых комнатах. Какая же я была дура.
Только в семьдесят лет я поняла, что самое страшное это не пустая квартира, а полный дом людей, которым ты не нужна.
Ты для них бесплатное приложение. Ходячая функция, которая постоянно даёт сбой. Подай, принеси, постирай но только так, как мы сказали. Шаг влево, шаг вправо и ты уже мешаешь, раздражаешь, путаешься под ногами.
Вечером я ещё раз попробовала. Сын сидел за ноутбуком, хмурый.
Сереж, может, поговорим?
Мам, я работаю, не видишь? не отрывая глаз от экрана, ответил он.
Я просто хотела
Давай потом, ладно?
«Потом» так и не наступило. У них с Ларисой была своя жизнь, свои планы, свои разговоры. А я была фоном. Как старый диван или надоевший торшер. Как будто здесь, но как будто и нет.
В дверь постучали. Это был Дениска.
Ба, почитай, он протянул мне книжку.
Сердце на миг забилось от радости. Вот он, мой лучик. Единственный, кому я
Денис! тут же появилась на пороге Лариса. Я же говорила, не беспокоить бабушку? Иди, у тебя по расписанию мультики.
Она забрала у него книжку и увела за руку.
А я осталась сидеть, глядя на закрытую дверь. И в этот момент я поняла, что больше не могу быть просто фоном. Что-то должно измениться. Иначе я исчезну в стенах этого дома, как призрак.
Решение пришло не сразу. Оно зрело несколько дней, пока я механически мыла посуду, ходила в магазин и молча терпела мелкие уколы.
Оно окрепло, когда я нашла в мусоре почти целую кастрюлю моего плова «слишком жирно, у нас диета».
Я решила начать с малого. С собственного пространства.
В субботу утром, когда все ещё спали, я достала с антресолей коробки с вещами покойного мужа. Его книги, инструменты, старые фотографии. Я начала разбирать их прямо в гостиной, на большом столе. Хотела сделать уголок памяти, повесить его портрет.
Первой спустилась Лариса. Замерла на пороге, будто увидела тараканов.
Это ещё что такое?
Доброе утро, Лариса. Разбираю вещи.
Вижу. А нельзя это делать в своей комнате? Вы всю гостиную завалили. У нас сегодня гости, между прочим.
Это и моя гостиная тоже, тихо, но твёрдо сказала я, сама удивляясь своему тону. И это вещи твоего свёкра. Отца Сергея.
Лариса фыркнула и демонстративно пошла на кухню, громко хлопая чайником. Через десять минут появился Сергей, которого привлёк запах кофе и мамин бунт.
Мам, ты чего устроила? Лариса говорит, ты тут всё завалила.
Я просто хотела повесить портрет отца. Вот сюда, я показала на стену.
Сюда? он посмотрел на стену, потом на меня. Ты с ума сошла? У нас тут современный ремонт, какое ещё фото? Лариса тут зеркало дизайнерское присмотрела.
Вот так. Зеркало. Дизайнерское. Важнее, чем память о его отце.
Сережа, это мой дом.
Ну началось, закатил он глаза. Вечно ты со своим «моим домом». Мы тут живём, вообще-то! Мы ремонт делали!
Ремонт это покрашенная ими в кислотно-салатовый цвет стена на кухне. И всё.
Поэтому я и хочу, чтобы дом оставался домом, а не проходным двором с модными зеркалами.
Вечером состоялся главный разговор. Они подошли ко мне вместе, с отрепетированными серьёзными лицами. Сели напротив.
Мам, мы тут подумали, начал Сергей. Дом этот для нас всех слишком большой. Коммуналка дорогая, убирать тяжело.
Лариса подхватила, глядя на меня «честными» глазами:
Да, Анна Ивановна. Мы же о вас заботимся. Вам одной будет тяжело, когда мы решим жить отдельно.
Холод пробежал по спине.
Это куда же вы собрались?
Мы хотим продать дом, выпалил Сергей. Купим себе хорошую квартиру в новостройке. И тебе. Однокомнатную. Маленькую, уютную. Зато свою.
Я смотрела то на сына, то на невестку. Они не шутили. Они всё решили. Уже мысленно поделили деньги от продажи моего дома. Моей крепости. Моей жизни.
Продать мой дом?
Ну почему сразу твой? нагло усмехнулась Лариса. Мы же тоже тут живём, вкладываемся. Или ты хочешь, чтобы мы всю жизнь на тебя работали, этот особ
