**Дневниковая запись**
Занимайся делом, а не размалёвывай свои холсты, как дура! рявкнул муж. Он даже не подозревал, что одна из этих «мазнин» анонимно ушла за миллион.
Краска пахла терпко и сладко запах свободы.
Всеволод Петрович Соколов, мой муж, ненавидел этот запах. Он стоял на пороге моей крошечной мастерской, которая на самом деле была всего лишь отгороженным уголком в гостиной.
Опять, выдохнул он. Это не было вопросом.
Его дорогой костюм выглядел чужеродным пятном среди моих полотен, забрызганных акрилом. Он брезгливо сморщил нос, глядя на палитру.
Аграфена, мы же договаривались. Никакого малева по вечерам. От тебя потом растворителем за версту несёт. В субботу гости придут, что они подумают?
Я молча опустила кисть в кармин. Красный цвет растекался по холсту, живой и тёплый, как кровь.
Это не мазня, Сева.
А что это? он ткнул пальцем в сторону почти готовой картины. Бессмысленные цветовые пятна. Испорченный холст. Деньги на ветер.
Его прагматизм был как пресс. Он давил, методично и неотвратимо, превращая всё яркое, всё живое в плоскую, серую, понятную ему реальность.
Это место можно было использовать с умом. Поставить стеллаж для моих инструментов. Или хотя бы для зимней резины. Я уже присмотрел отличный вариант.
Я провела алую линию на холсте. Она вышла дерзкой и неровной. Она рвала композицию на части, но именно этого я и хотела.
Занимайся делом, а не малюй свои картинки, как дура!
Слова упали в комнате, как тяжёлые, грязные камни. Раньше они ранили. Царапали до крови, оставляли невидимые шрамы.
Но не сегодня.
Сегодня у меня был щит. Невидимый, но абсолютно непробиваемый. Я чувствовала его почти физически.
Я медленно повернулась к нему. Моё лицо было совершенно спокойным. Он ждал слёз, оправданий, крика привычного спектакля. Но не получил ничего.
Я занята, Всеволод.
Он растерянно замолчал от моего тона. Непривычно твёрдого, без тени подобострастия. Даже несколько раз моргнул, будто пытаясь сфокусироваться.
Чем ты занята? Разорением семейного бюджета?
Я отвернулась к холсту. Моё молчание раздражало его больше, чем любой спор.
На экране ноутбука, стоявшего рядом с мольбертом, светилось входящее письмо от московской галереи. Я не закрыла его перед приходом мужа, и оно всё ещё было там, сияло в полумраке, как маяк.
«Уважаемая Аграфена Соколова, мы рады сообщить, что ваша работа «Дыхание августа» продана на закрытом аукционе. Сумма сделки составила 1 200 000 рублей».
Завтра же всё это уберёшь, бросил он уже из коридора. Я закажу замер для стеллажа. Будь дома к одиннадцати.
Дверь захлопнулась.
А я взяла тонкую кисть, окунула её в белоснежную краску и поставила последнюю точку на картине.
Это была точка невозврата.
**Утро не изменило ничего и изменило всё.**
Воздух в квартире был тем же: с отголосками вчерашнего ужина и дорогого парфюма Всеволода. Но я дышала иначе. Глубже.
Муж, как всегда, сидел за столом, уткнувшись в планшет. Он пил зелёный смузи полезный, безвкусный, как и вся его жизнь. Он не смотрел на меня.
Сегодня задержусь, бросил он, не отрывая глаз от котировок. Ужин не готовь, поем с партнёрами.
Раньше я бы кивнула. Сказала бы: «Хорошо, любимый».
Сегодня я просто молча пила кофе. Ароматный, горький, настоящий.
Он поднял на меня взгляд, удивлённый отсутствием реакции.
Ты слышала? Замерщик приедет в одиннадцать. Будь дома.
Я сделала глоток.
Хорошо.
Всеволод удовлетворённо хмыкнул, возвращаясь в свой цифровой мир. Он получил то, что хотел покорность. Он просто не понял, что именно я подтвердила. Я буду дома. И всё.
Как только дверь закрылась, я открыла старый ноутбук. В нём была другая жизнь, скрытая под паролем. «Аграфена Соколова». Мой псевдоним.
Счёт в банке я открыла год назад, после особенно грязной ссоры. Просто на всякий случай. Туда ушли остатки бабушкиного наследства, которое Сева считал «мелочью». Эта «мелочь» позволила мне тихо, без лишнего шума, участвовать в онлайн-вернисажах.
Перевод денег занял не больше десяти минут. Я смотрела на цифры. Они не опьяняли. Они давали почву под ногами. Твёрдую, гранитную.
В десять утра зазвонил телефон. Незнакомый номер.
Аграфена Соколова? мужской голос. Глубокий, спокойный, с лёгкой хрипотцой. В нём не было металла, только бархат.
Слушаю.
Меня зовут Кирилл Лебедев. Я владелец галереи, которая представляла вашу работу. Во-первых, хочу лично поздравить. Это был фурор.
Я молчала, не зная, что ответить.
Коллекционер, который её приобрёл, продолжил Кирилл, человек очень известный. Он в восторге. И спрашивает он хочет заказать у вас ещё одну работу. Для своей загородной резиденции. Тема любая, на ваш выбор. Он полностью доверяет вашему видению.
Последние слова прозвучали как музыка.
Я я подумаю, только и смогла выговорить я.
Конечно. Не торопитесь. Но знайте, Аграфена, то, что вы делаете это не «мазня». Это настоящее искусство. И мир должен его увидеть.
Мы говорили ещё минут десять. О красках, о свете, о фактуре. Он понимал. Он говорил на моём языке.
Когда я положила трубку, в дверь постучали.
Ровно одиннадцать. Пунктуальность вежливость королей и замерщиков.
Я взглянула на свой угол. На холсты, на краски, на творческий беспорядок, который был моим порядком. Моей душой.
И пошла открывать дверь. На моём лице играла лёгкая, загадочная улыбка.
Замерщик оказался молодым парнем с усталыми глазами.
Добрый день, мне сказали, здесь нужно замерить стеллаж. Под инструменты.
Добрый день, ответила я спокойно. Произошла ошибка. Заказ отменяется.
Парень растерянно моргнул. Как отменяется? Ваш муж зво
