Муж клялся, что его ночные отлучки это работа. Я не верила и однажды проследила за ним до старого дома, откуда доносился женский плач.
Опять? спросила я, глядя не на него, а на то, как он торопливо шнуровал ботинки в прихожей.
Он замер на мгновение, буквально на долю секунды, но это было уже достаточно.
Лен, мы же говорили. Срочный заказ, нужно лично проконтролировать.
Его голос звучал ровно, почти равнодушно. Он избегал смотреть мне в глаза, и этот пустой взгляд в стену ранил сильнее любой ссоры.
Ложь была не в словах, а в воздухе между нами. Густая, липкая, она оседала на мебели, на наших вещах, на мне самой.
Я ничего не ответила. Просто стояла, прислонившись к дверному косяку, и наблюдала. Несколько недель назад я уловила на его пиджаке тонкий, незнакомый аромат.
Не резкий, как духи, а едва уловимый, сладковатый как запах уходовой косметики.
Когда я спросила, он отшутился, мол, у них в офисе женский коллектив. Но он работал в IT-компании, где из женщин была только бухгалтер предпенсионного возраста.
Я поздно, не жди, бросил он уже из-за двери.
Металлический щелчок замка прозвучал, как точка в предложении, которое я боялась додумать до конца.
Внутри меня что-то оборвалось. Не в первый раз, но сегодня окончательно. Хватит.
Хватит этой муки неизвестности, хватит притворяться, что я верю его глупым отговоркам про работу.
Я накинула пальто прямо на домашнюю футболку, сунула ноги в кроссовки. Ключи от своей машины схватила с полки, даже не думая, что делаю. Руки действовали сами, подчиняясь холодной решимости.
Я выскользнула на улицу через несколько минут после него. Его машина как раз сворачивала в конце нашего переулка.
Я держалась на расстоянии, выключая фары, когда он останавливался на светофорах. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.
Он ехал не в сторону центра, где находился его офис.
Он свернул на старую дорогу, ведущую к заброшенным дачным поселкам на окраине города. Место, куда в здравом уме ночью никто не поедет.
Асфальт сменился гравием. Мою машину трясло, ветки царапали бока. Наконец его автомобиль остановился у покосившегося забора, за которым виднелся силуэт двухэтажного дома.
Темного, покинутого, с пустыми глазницами выбитых окон.
Он вышел из машины, не оглядываясь, и исчез в тени дома.
Я припарковалась чуть дальше, заглушила мотор. Вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев.
Я сидела несколько минут, пытаясь унять дрожь. Зачем он здесь? Что это за место?
Выйдя из машины, я на цыпочках подошла к забору, стараясь не хрустеть гравием. В одном из окон на втором этаже горел тусклый свет.
Муж клялся, что его ночные отлучки это работа. Я не верила и однажды проследила за ним до старого дома.
И именно в этот момент, стоя у чужого забора, я поняла, насколько была права в своих худших подозрениях. Потому что из того окна, откуда лился болезненный желтый свет, доносился явственный женский плач.
Тихий, полный отчаяния и боли.
Этот плач проникал под кожу, вызывая мурашки. Он был надрывным, безнадежным.
Мозг лихорадочно перебирал варианты, каждый хуже предыдущего, но все сводились к одному измене.
Банальной, унизительной измене, почему-то разыгранной в декорациях фильма ужасов.
Я обошла забор. Калитка была не заперта, просто прикрыта. Ржавая петля протяжно скрипнула, и я замерла, прислушиваясь. Но плач не стихал, будто не обращая внимания ни на что вокруг.
Двор зарос бурьяном по пояс. Я пробиралась сквозь него, цепляясь за колючки, чувствуя, как сырость проникает сквозь джинсы.
Дом выглядел еще страшнее вблизи. Облупившаяся краска, темные провалы окон, запах тления и сырой земли.
Я подошла к самому окну. Теперь я слышала не только плач, но и голос Дмитрия. Моего мужа.
Ну-ну, тише, раздался его голос. Все хорошо. Я приехал. Я здесь.
Его тон… таким он даже со мной не говорил. В нем была какая-то бездна терпения и нежности, отчего у меня перехватило дыхание.
Это было хуже, чем если бы я услышала страстные стоны. Это была забота. Интимная, глубокая забота о другой женщине.
Внутри поднялась волна жгучей ярости. Хотелось выбить хлипкую дверь, ворваться внутрь, посмотреть ему в его лживые глаза. Увидеть ее. Ту, что отняла у меня мужа и превратила нашу жизнь в этот кошмар.
Но я сдержалась. Ноги будто приросли к земле. Я представила сцену: я врываюсь, кричу, а он смотрит на меня с укором. Защищает ее. И от этой мысли стало нестерпимо тошнить.
Я отступила назад, в темноту, спотыкаясь о корни деревьев. Нужно было уходить.
Дорога домой показалась вечностью. Я приехала за десять минут до него. Сняла мокрую обувь, бросила пальто на стул и села на кухне, не включая свет.
Когда он вошел, я увидела, насколько он измотан. Лицо серое, под глазами темные круги. Он прошел на кухню, щелкнул выключателем и вздрогнул, увидев меня.
Лена? Почему не спишь?
Ждала тебя. С «работы».
Я старалась, чтобы голос звучал как можно ровнее.
Он устало потер переносицу.
Тяжелая ночь. Давай завтра поговорим.
Нет, Дмитрий. Поговорим сейчас. Я знаю, где ты был.
Он поднял на меня глаза. В них не было ни капли вины. Только бесконечная, всепоглощающая усталость и… страх. Он боялся.
Что ты знаешь? тихо спросил он.
Я знаю про старый дом на отшибе. И про женщину, которая там плачет. Это и есть твой «срочный заказ»?
Его лицо окаменело. Он смотрел на меня так, будто я совершила страшное предательство.
Ты… ты следила за мной?
А у меня был другой выбор? Ты лгал мне месяцами! Кто она, Дмитрий?
Я ждала чего угодно: отрицания, гнева, мольбы о прощении. Но его ответ ошеломил меня.
Я не могу тебе сказать.
Что значит «не могу»
