**Дневник.**

Сегодня был тот самый день — день выписки. Девять месяцев ожидания, и вот я сижу у окна роддома, закутав крошечного Ваню в голубой конверт. За окном лютый февраль, снег хрустит под ногами, а солнце бьёт по глазам, как слепящий фонарь. И вдруг вижу его — Сергея. Стоит у входа с охапкой алых гвоздик и плюшевым мишкой в руках. Улыбается, машет.

Казалось, счастье безгранично. До той секунды, когда он взял сына на руки.

Его лицо преобразилось в миг. Улыбка стёрлась, взгляд потускнел, будто туча закрыла солнце. Он резко вернул мне Ваню, бросил на меня взгляд, полный горечи и недоверия… и развернулся. Ушёл.

Я застыла у входа, в тёплых валенках, с младенцем на руках. Медсёстры перешёптывались, одна робко подошла:

— Не принимайте близко… Может, он решил, что ребёнок не его? Малыш-то светленький, а вы с Сергеем — кареглазые, темноволосые…

Глупость. На УЗИ он сам смеялся, когда я говорила, что малыш, похоже, будет беленький. «От соседа Никиты, что ли?» — шутил. Но тогда это были просто слова. А теперь…

Телефон молчал. Вызвала такси, руки дрожали. Водитель, седой мужчина с морщинистым лицом, взглянул на меня и тихо сказал:

— Не горюй, мать. Слёзы молоко отнимают. А он — твоя радость теперь. Держись. Всё наладится.

Я кивнула, прижала Ваню к груди и прошептала:

— Слышишь, Ванек? Всё будет хорошо.

Дома — гробовая тишина. Сергей не вернулся. В приготовленной детской стояла пустота. Я легла рядом с сыном, обняла его и дала волю слезам. Не от страха. От обиды.

Он пришёл ближе к ночи. Пьяный. Глаза мутные, дыхание перегаром резало воздух. Без слов подошёл к кроватке, уставился на Ваню. Я встала рядом, сердце колотилось, как у загнанной лисы.

— Чей? — хрипло спросил он.

— Твой. Хочешь — делай тест. А потом уходи. Унижаться не стану.

В голове всплывали моменты: как мы разглядывали две полоски на тесте, как он трогал мой живот, выбирал имя, покупал крошечные ползунки… А теперь смотрел на сына, будто на чужого.

— Просто… не похож.

— Твой отец был русый, — прошептала я. — Ты сам говорил.

Я сменила подгузник, и вдруг он дёрнулся. Испугалась — думала, выхватит Ваню. Но он замер, уставившись на пятнышко на ножке сына.

— Родимое… Такое же, как у меня… На том же месте!

— Тише, он спит.

Сергей зашатался, опустился на колени и прошептал:

— Прости… Я ослеп… Люба, прости…

Я молчала. Внутри всё горело. Дни шли, он старался: кормил, качал, ночами не спал. Просто однажды я поняла: иногда отцу надо потерять сына, чтобы найти его снова.

Когда приехали его родня — бабки, тётки, дядья — все ахнули:

— Вылитый дед Иван! Такой же светлый, крепкий!

Сергей поднял Ваню высоко и засмеялся:

— Мой сын! Мой Ванька!

А я смотрела на них и думала: иногда счастье приходит через боль. Но оно того стоит.