Отец жил счастливо с другой, а мать погрузилась в депрессию. Разве он был виноват?
Он вернулся с работы, поужинал, посмеялся вместе с залом на концерте Хазанова по телевизору, а затем спокойно, буднично бросил: «Лена, я ухожу». И ушел. К другой.
Таких историй много…
Мамина спина сквозь ночную рубашку проступали острые лопатки и тонкая, почти детская шея. И еще папина сверкающая новенькая «Волга». Эти два образа стали самыми яркими воспоминаниями детства Алины.
Спина матери на диване в зале была главным признаком болезни. Но об этом Алина узнала позже.
Тогда, в лихие девяностые, в их провинциальном городке никто и не слышал о депрессии. Даже врачи в поликлинике не понимали. Маме кололи витамины, твердили бодрые наставления: «У вас же дочь, женщина, стыдно валяться целыми днями!»
Но это была именно депрессия. Тяжелая, как медведь, которая давит, лишая человека сна, аппетита, даже желания пошевелиться. Мать с трудом говорила, а слова выходили плоские, безжизненные, будто выцветшие.
Спасла бабушка. Без нее они бы не справились.
Мать превратилась в худую спину на диване в один майский вечер, когда отец, посмеявшись с экрана, вдруг сказал: «Лена, я ухожу». И ушел.
Алине тогда было восемь. Она запомнила этот вечер как что-то нереальное: в телевизоре хохотали (никто не выключил), а мать лежала лицом к стене и плакала. Разве так бывает?
С тех пор Алина общалась с матерью редко. Вернее, с ее печальной спиной.
Отец вернулся через два года. Таким же майским вечером. Вошел своим ключом, молча заглянул в зал, где спала бывшая жена, хитро подмигнул Алине: «Идем на кухню, поговорим». Бабушки не было дома.
В груди у девочки вспыхнула надежда. В отцовской улыбке она разглядела извинение, обещание лучшей жизни и, может быть, даже мамино исцеление.
«Смотри, Алинка», отец подвел ее к окну. Она прижалась носом к стеклу, ожидая чуда. Не зря же он пропадал так долго?..
Во дворе стояла новенькая, сверкающая «Волга». Отец сиял ярче машины:
Нравится?
Очень!
Моя! Купил себе!
Он напоминал ей пещерного человека из мультика того, что орал: «Я первый!» Так же рублено, без мыслей о чувствах других.
Его не волновало, как жила дочь эти годы. Не знал, что она пошла в музыкалку. Не спросил про оценки. Не подумал, что у Алины есть сердце.
Обида. Страх. Непонимание. Клубок эмоций, который она засунула подальше, потому что никто не учил ее разбираться в этом.
Отец радовался, как мальчишка: «Волга! Новенькая! Мечтал же!»
Алина не понимала.
Его радость потухла. Он вышел боком, будто вор, тихо прикрыл дверь.
Девочка загадала: если оглянется простит. Попробует понять его радость, несмотря на мамину боль и дыру в собственной груди.
Он не оглянулся.
Быстро сел в машину и уехал. Навсегда.
Алина выросла. Стала психиатром. Жаль, бабушка не увидела, как она приехала во двор на новенькой иномарке. Хотя… наверное, видела. Смотрела с небес. Улыбалась.
Но сначала она устроила мать в хорошую клинику. Та снова научилась жить.
Отца Алина так и не простила.
Потому что он не оглянулся тогда, майским вечером, когда уходил навсегда.
Жизнь научила ее: есть поступки, за которые нельзя простить. Даже спустя годы.
