У отца жизнь сложилась счастливо с другой, а мать погрузилась в тоску. Разве в этом его вина?
Отец вернулся с работы, поужинал, посмеялся над шутками в телевизоре шла передача с Хазановым затем равнодушно бросил: «Люба, я ухожу». И ушел. К другой
Таких историй немало, увы.
Мамина спина: сквозь тонкую ночнушку проступали острые лопатки, хрупкая, почти детская шея. И еще сверкающий новенький автомобиль отца. Вот что ярче всего запомнилось Оле из детства.
Мать, лежащая на диване в гостиной, была живым воплощением тоски. Но Оля поняла это лишь позже.
Тогда, в лихие девяностые, в их провинциальном городке о депрессии и слыхом не слыхивали. Даже врачи в поликлинике лишь разводили руками, прописывали витамины и твердили: «Возьмите себя в руки, у вас же дочь растет! Стыдно так опускаться!»
Но это была именно депрессия. Тяжелая, давящая, как медведь-шатун, высасывающая из человека все: радость, сон, аппетит, даже силы пошевелиться. Мать с трудом выдавливала слова, и звучали они пусто, будто эхо в заброшенном доме.
Без бабушки они бы не справились.
Превращение матери из живой, смеющейся женщины в безмолвную тень на диване случилось в один майский вечер. Когда отец, поужинав и посмеявшись над телевизором, вдруг сказал: «Люба, я ухожу». И ушел.
Оле тогда было семь. Она запомнила этот вечер из-за его нелепости: в телевизоре хохотали, а мать лежала лицом к стене и плакала. Разве так бывает?
С тех пор Оля почти не разговаривала с матерью. Вернее, с ее спиной, всегда обращенной к миру.
Отец вернулся через два года. Тоже майским вечером. Вошел без стука, мельком глянул на бывшую жену, спящую в гостиной, подмигнул Ольге: мол, идем на кухню, поговорим. Бабушка была в магазине.
В груди у девочки затеплилась надежда. В улыбке отца ей почудилось и раскаяние, и обещание, и даже намёк на то, что мать когда-нибудь выздоровеет.
«Смотри, Олька», отец подвел ее к окну. Она прижалась лбом к стеклу, ожидая чуда. Не зря же он пропадал так долго?..
Во дворе стоял новенький «Волга», блестящий, как лед на солнце. Отец сиял не меньше машины:
Нравится?
Очень!
Моя! Купил!
Он напомнил ей того дикаря из мультика, которого она смотрела на днях. Говорил так же отрывисто, будто слова были ему в тягость.
Его не волновало, как жила Ольга эти два года. Не знал, что она пошла в художественную школу. Не спросил про учебу. Да и мысли не допускал, что у дочери могут быть чувства.
Обида. Страх. Непонимание. Весь этот клубок Оля засунула подальше, в самый темный угол души.
Отец же радовался, как ребенок: «Волга! Мечта сбылась!»
Ольга не понимала.
Его энтузиазм быстро угас. Он крадучись вышел, тихо прикрыл дверь.
Девочка загадала: если обернется простит.
Он не обернулся. Сел за руль и уехал. Навсегда.
Ольга выросла. Стала врачом. Жаль, бабушка не увидела, как она приехала однажды во двор на своей машине. Хотя почему не увидела? Баба Шура наверняка смотрела сверху. И гордилась.
Но это было потом. Сначала она устроила мать в хорошую клинику. Та снова научилась жить.
А отца Ольга так и не простила.
Потому что он не обернулся тогда. Даже не взглянул.
