В семьдесят лет я поняла, что самое страшное это не пустая квартира, а дом, полный людей, которым ты не нужна.

Опять не тот хлеб купили, резко бросила невестка Катя, пока я разбирала пакеты на кухне. Я же просила бездрожжевой. В пятый раз прошу.

Она демонстративно взяла батон, который я принесла, и покрутила его в руках, будто это была какая-то ядовитая гусеница.

Катюш, забыла, прости. Замоталась, прошептала я.

Вам вечно не до нас, Анна Петровна. А нам потом это есть. У Артёма может быть аллергия.

Она швырнула батон на стол так, будто сделала мне одолжение, не выбросив его в мусорку.

Я сглотнула ком в горле. Моему внуку Артёму шесть лет, и у него никогда не было аллергии на обычный хлеб.

В комнату заглянул сын.

Мам, ты мой синий свитер не видела?

Видела, Олежек. Он в стирке, я вчера

Зачем?! он даже не дослушал. Я же собирался его сегодня надеть! Ну мам!

Сын исчез, оставив меня с его раздражённым «ну мам», которое в последнее время било сильнее пощёчины. Я постирала его вещь. Я позаботилась. И снова оказалась виноватой.

Я медленно пошла в свою комнату, мимо гостиной, где Катя уже громко рассказывала подруге по телефону, что «свекровь опять чудит». Смех в трубке был таким же колючим, как её слова.

Моя комната казалась единственным безопасным местом в этом большом, когда-то уютном доме. Теперь он гудел, как улей.

Постоянные разговоры, детские крики, включённый телевизор, хлопанье дверей. Шумно. Людно. И дико одиноко.

Я села на край кровати. Всю жизнь боялась остаться одна. Боялась, что дети вырастут и разлетятся, и я буду сидеть в пустых комнатах. Какая же я была дура.

Только к семидесяти я поняла: самое страшное это не пустая квартира, а дом, полный людей, которым ты не нужна.

Ты для них бесплатное приложение. Ходячая функция, которая вечно даёт сбой. Подай, принеси, постирай но только так, как мы сказали. Шаг влево, шаг вправо и ты уже мешаешь, раздражаешь, путаешься под ногами.

Вечером я снова попыталась. Сын сидел за ноутбуком, хмурый.

Олеж, может, поговорим?

Мам, я работаю, не видишь? не отрывая глаз от экрана, ответил он.

Я просто хотела

Давай потом, а?

«Потом» так и не наступало. У них с Катей была своя жизнь, свои планы, свои разговоры. А я была фоном. Как старый диван или надоевший торшер. Вроде тут, а вроде и нет.

В дверь постучали. Это был Артёмка.

Ба, почитай, он протянул мне книжку.

Сердце на миг ёкнуло от радости. Вот он, мой лучик. Единственный, кому я

Артём! моментально появилась на пороге Катя. Я же говорила, не беспокоить бабушку? Иди, у тебя по расписанию планшет.

Она забрала у него книжку и увела за руку.

А я осталась сидеть, глядя на закрытую дверь. И в этот момент поняла: больше не могу быть просто фоном. Что-то должно измениться. Иначе я исчезну в стенах этого дома, как призрак.

Решение пришло не сразу. Оно зрело несколько дней, пока я механически мыла посуду, ходила в магазин и молча терпела мелкие уколы.

Оно окрепло, когда я нашла в мусорке почти целую кастрюлю моего плова «слишком жирно, у нас диета».

Я решила начать с малого. С собственного пространства.

В субботу утром, пока все ещё спали, я достала с антресолей коробки с вещами покойного мужа. Его книги, инструменты, старые фотографии. Начала разбирать их прямо в гостиной, на большом столе. Хотела сделать уголок памяти, повесить его портрет.

Первой спустилась Катя. Замерла на пороге, будто увидела тараканов.

Это что ещё такое?

Доброе утро, Катя. Разбираю вещи.

Вижу. А нельзя это делать у себя в комнате? Вы всю гостиную захламили. У нас сегодня гости, между прочим.

Это и моя гостиная тоже, тихо, но твёрдо сказала я, сама удивляясь своему тону. И это вещи твоего свёкра. Отца Олега.

Катя фыркнула и демонстративно ушла на кухню, громко хлопнув чайником. Через десять минут появился Олег, которого привлёк запах кофе и мамин бунт.

Мам, ты чего устроила? Катя говорит, ты тут всё завалила.

Я просто хотела повесить портрет отца. Вот здесь, я показала на стену.

Сюда? он посмотрел на стену, потом на меня. Ты с ума сошла? У нас тут современный дизайн, какое ещё фото? Катя сюда зеркало модное присмотрела.

Вот так. Зеркало. Модное. Важнее памяти о его отце.

Олеж, это мой дом.

Ну началось, закатил он глаза. Вечно ты со своим «моим домом». Мы тут живём, вообще-то! Мы ремонт делали!

Ремонт это покрашенная ими в ядовито-салатовый цвет стена на кухне. И всё.

Поэтому я и хочу, чтобы дом оставался домом, а не проходным двором с модными зеркалами.

Вечером состоялся главный разговор. Они подошли ко мне вместе, с отрепетированными серьёзными лицами. Се