Осиротевшая Маша унаследовала лишь жалкое письмо Но когда она его прочитала, смех её мужа и его любовницы сменился УЖАСОМ!
Маша сидела в холодном, как склеп, кабинете нотариуса, сгорбившись под тяжестью злых, ненавидящих взглядов. По обе стороны от неё словно волки у края загона сидели её муж Григорий и его любовница Лидия. Он самодовольно ухмылялся, будто уже победил; она ядовито хихикала, словно предвкушала, как разорвёт свою жертву. Воздух в комнате был густым, как сироп, пропитанным скрытой злобой и завистью. Нотариус сухой, как пергамент, старик с лицом, будто высеченным из мрамора, зачитывал завещание тёти Анны, единственной женщины, которая когда-то смотрела на Машу с любовью.
«и всё имущество, включая дом, землю и сбережения, переходит к Григорию Ивановичу», произнёс он, будто не замечая, как Лидия еле сдерживает торжествующий смешок. Её глаза горели, как угли, а губы, выкрашенные в ярко-красное, растянулись в ухмылке. Маша почувствовала, как внутри что-то надломилось.
Григорий не выдержал и громко рассмеялся, его смех отражался от стен, будто издеваясь над самой судьбой. Лидия подхватила, её голос был острым, как нож. Маша сидела, сжимая кулаки, не в силах поднять глаза. Неужели всё, что ей оставили, это письмо? После стольких лет унижений, лишений и одиночества ей достался не кусок хлеба, не крыша над головой, а клочок бумаги? Это был не подарок, а плевок судьбы прямо в лицо.
Конверт, который вручил ей нотариус, казался тяжелее камня. Она взяла его без единого слова и вышла под перекрёстный огонь насмешек Лидии:
«Письмецо! Ну хоть растопить печь сгодится!»
Маша вернулась домой, как на казнь. В своей каморке, где пахло сыростью, а из окна виднелся пустырь, она долго сидела, держа в руках пожелтевший конверт. Пальцы дрожали. Тётя Анна была единственной, кто видела в ней не обузу, а живую душу. С усилием, будто разрывая не только печать, но и собственную плоть, она открыла конверт.
«Дорогая моя Машенька, начиналось письмо, если ты читаешь это, значит, меня нет, и мир снова обошёлся с тобой жестоко. Прости, что не защитила тебя лучше. Но знай: всё, что у меня было, я спрятала для тебя. Григорий и его змея получат только то, что лежит на виду. В старом дубе у реки, где мы читали книги, есть тайник. Найди его. Там твоя свобода».
Сердце Маши забилось, как птица в клетке. Всплыли воспоминания: дуб, могучий, как страж леса; дупло, где они прятали книги от дождя; голос тёти Анны, читающей ей на ночь. Она не верила своим глазам. Это был не конец. Это начало.
На следующее утро, ещё до рассвета, Маша отправилась к реке. Деревня спала, и никто не заметил её ухода. Григорий и Лидия, упоённые мнимой победой, и не подумали следить за ней. С трепещущим от надежды сердцем Маша шла к своему будущему.
В дупле дуба, под слоем мха и времени, она нашла ящичек. Внутри документы на небольшой дом в соседней губернии, счёт в банке на её имя, пачка писем от тёти Анны, полных любви, наставлений и веры, и медальон с гравировкой: «Ты сильнее, чем думаешь».
Эти слова стали для неё спасательным кругом. Она вернулась домой, собрала немногие вещи и уехала той же ночью. Григорий и Лидия, пьяные от воображаемого триумфа, даже не заметили её исчезновения. А когда спохватились было поздно. Доставшийся им дом оказался развалюхой, земля в долгах, а сбережения миражом, потраченным ещё до смерти Анны.
Маша начала новую жизнь. В домике у моря, где каждый день начинался со звука волн и криков чаек, она обрела свободу. Она перечитывала письма тёти, училась, работала и впервые дышала полной грудью. Каждый вечер, глядя на закат, она шептала: «Спасибо, тётя Аня». А далеко отсюда Григорий и Лидия
