Ад под одной крышей: борьба за свободу
Три года брака с Дмитрием превратили жизнь Людмилы в кромешный ад. Они жили в тихом городке на берегу Волги, но даже красота этих мест не могла заглушить ежедневные ссоры. Виной всему была свекровь, Валентина Сергеевна, чьи ядовитые замечания отравляли каждый прожитый день. Её вечные придирки сделали дом тюрьмой, где Люся чувствовала себя лишней. Она грезила о свободе, но её мечты разбивались о каменное равнодушие мужа и вечное вмешательство матери.
Однажды Людмила не выдержала и, сжимая кулаки, выдохнула: «Мы женаты три года, Дима! Давай снимем квартиру, наконец, будем жить отдельно от твоей мамы!» Голос её дрожал, но в глазах читалась решимость. Однако Дмитрий лишь брезгливо сморщился: «Чем она тебе мешает? Съёмная квартира — это сорок тысяч в месяц, а мою зарплату то и дело задерживают. На что мы будем жить?» Его слова вонзились, как нож. Люся опустила взгляд, ощущая, как сжимается горло от бессилия. Она приехала из глухой деревни, своего жилья в городе не имела — и эта беспомощность душила её, словно петля.
Людмила работала медсестрой в поликлинике, но все эти три года они с Димой ютились в квартире его матери. Поначалу она пыталась найти общий язык с Валентиной Сергеевной. Та овдовела, когда Диме было двенадцать, и с тех пор жила только для сына. Возможно, именно поэтому она встретила невестку, как врага, не желая ни с кем делить его внимание. Люся надеялась, что со временем свекровь смягчится, но становилось только хуже.
Свадьбы у них не было — просто расписались в загсе и переехали к Валентине Сергеевне. Проблемы начались сразу. Свекрови не нравилось, как Людмила моет пол, как развешивает бельё. Она кривила губы за столом: «Щи жидкие, гречка недоваренная, даже хлеб режешь неправильно!» Люся, считавшая себя отличной хозяйкой, кусала губы до крови. Она старалась угодить, но каждое её действие вызывало новые насмешки.
Со временем Людмила стала избегать кухни. Уходила на работу затемно, возвращалась затемно — лишь бы не встречаться со свекровью. Но и это не помогало. Валентина Сергеевна ворчала: «Кровать не заправлена, пыль на тумбочке, полы грязные!» Хотя Люся вымывала комнату каждый день, старуха всё равно находила пятно. Её вечные придирки сводили с ума. Людмила чувствовала себя не хозяйкой, а служанкой в доме, который должен был стать её крепостью.
Однажды чаша переполнилась. После очередной колкости свекрови Люся не сдержалась. «Дима, — прошептала она, сжимая кулаки, — если ты не заберёшь меня отсюда, я подаю на развод!» Голос её дрожал, но в нём звучала сталь. Дмитрий лишь рассмеялся: «Не дури, Люсь. Куда мы пойдём? Все так живут». Его холодность ранила сильнее, чем крики Валентины Сергеевны. Людмила поняла — она одна в этой войне.
Ничего не изменилось. Свекровь продолжала пилить её, а Дима отмалчивался. В отчаянии Люся собрала вещи и уехала к матери в деревню, за сто вёрст от города. Она сидела в своей старой комнате, глядя в окно на бескрайние поля, и чувствовала, как сердце рвётся пополам: между любовью к мужу и невозможностью вынести его мать. «Я всё ещё люблю его, — шептала она, вытирая слёзы рукавом. — Но жить с ней — всё равно что дышать ядом».
Людмила надеялась, что её уход встряхнёт Дмитрия. Мечтала, что он примчится, встанет на колени и скажет: «Прости, мы снимаем квартиру». Но дни шли, а телефон молчал. Валентина Сергеевна, наверное, ликовала, что избавилась от невестки, и даже нашептывала сыну: «Тебе без неё лучше». Люся чувствовала себя преданной — не только свекровью, но и мужем, который выбрал удобство, а не её счастье.
Каждую ночь Людмила засыпала с одной мыслью: «А вдруг он передумает?» Она представляла, как Дима приезжает, берёт её за руку и говорит: «Поехали, найдём свой дом». Но с каждым днём надежда угасала. Она знала — Валентина Сергеевна не отпустит сына, а Дмитрий, привыкший к её опеке, никогда не решится на бунт. Люся стояла перед выбором: сдаться и вернуться в ад или разорвать эти цепи, даже если сердце будет истекать кровью.
