Муж высадил меня на трассе со словами: «Никому ты не нужна». А через час за мной приехал лимузин, который он видел только в кино.
Продавать. И без твоих трагических вздохов, Ксюша.
Голос Владислава, моего мужа, резал по живому, пока я смотрела в окно на старые липы. Те самые липы, под которыми мы с бабушкой в детстве прятали «секретики».
Влад, я же просила. Мы договорились не трогать эту тему.
Кто это «мы»? Я что, договаривался? Я просто дал тебе время смириться с неизбежным.
Он прошелся по комнате, хозяйским жестом провёл пальцем по запылённой крышке пианино. Будто уже оценивал товар перед продажей.
Это не просто квартира. Это память.
Памятью сыт не будешь. А мне нужен стартовый капитал. Ты же хочешь, чтобы у твоего мужа был успешный бизнес? Или тебе нравится, что мы живём от зарплаты до зарплаты?
Каждое его слово было выверено. Он всегда бил точно в цель в моё чувство вины. В мой страх показаться плохой, неблагодарной женой.
Но я обещала Бабушке.
Владислав презрительно хмыкнул.
Она пообещала. А я себе пообещал стать успешным, а не сидеть в этой развалюхе, которая пропитана нафталином и твоими воспоминаниями.
Он подошёл ближе, заглядывая мне в глаза. Его взгляд был тяжёлым, будто он физически вдавливал меня в старое кресло.
Слушай, я всё понимаю. Тебе сложно. Но это единственное правильное решение для нашей семьи.
«Нашей семьи». Он всегда использовал эту фразу, когда хотел, чтобы я делала то, что выгодно ему. Когда «семье» нужно было, чтобы я отказалась от встречи с подругами. Когда «семье» требовался кредит на его машину.
Я не могу, Влад.
Слова прозвучали тихо, почти неслышно. Но он услышал.
Что значит «не могу»? Ты вообще понимаешь, что без меня ты ноль? Пустое место? Кому ты будешь нужна со своими принципами и обещаниями мёртвым?
Он не кричал. Говорил буднично, почти лениво, и от этого становилось ещё страшнее. Будто констатировал факт, который все, кроме меня, давно поняли.
Хорошенько подумай, Ксения Сергеевна. У тебя неделя. А потом мы всё равно сделаем по-моему. Просто потому, что я так решил.
Он развернулся и вышел, оставив меня наедине с эхом его слов и запахом пыли, который вдруг стал невыносимым.
Следующие несколько дней он играл роль идеального мужа. Приносил свежевыжатый сок, целовал перед работой, слал нежные сообщения.
«Скучаю», прилетело среди дня.
Я смотрела на экран телефона, и по рукам бежала дрожь. Это была его старая тактика: сначала удар, потом ложная нежность. Чтобы я расслабилась, потеряла бдительность и снова поверила, что он моя опора.
Вечером я решила сделать последнюю попытку. Встретила его ужином, надела платье, которое ему нравилось.
Влад, давай поговорим. Спокойно.
Он снисходительно кивнул, отправляя в рот кусок мяса.
Я всё понимаю про твой бизнес. Я верю в тебя и хочу помочь. Но давай найдём другой способ? Я могу подрабатывать, мы можем взять кредит под залог машины
Владислав перестал жевать. Медленно положил вилку.
Кредит? Ты предлагаешь мне залезть в долги? Когда у нас под носом лежат «мёртвые» деньги?
Это не «мёртвые» деньги, это мой дом!
Это наша общая квартира, и она должна работать на семью, а не быть мавзолеем твоим детским фантазиям.
Он встал, нависая надо мной.
Я думал, ты меня поддерживаешь. А ты, оказывается, просто боишься, что я стану успешным. Тебе нравится, когда я от тебя завишу? Признайся.
Это был удар ниже пояса. Он переворачивал всё с ног на голову, выставляя меня эгоисткой.
Мои попытки договориться были обречены. Апофеоз настал в субботу.
Звонок в дверь. На пороге стоял Владислав, а рядом блестящий мужчина в дорогом костюме, с хищным взглядом оценщика.
Ксюш, познакомься, это Артём Викторович, мой старый приятель. Он как раз проезжал мимо, решил заглянуть.
Он говорил это с улыбкой, но в его глазах плясали холодные огоньки. Он наслаждался моим унижением.
Артём Викторович вошёл в квартиру, не разуваясь. Осматривал стены, потолок, заглядывал в комнаты.
Да, расположение отличное, бросил он через плечо. Центр, старый фонд. Покупатель найдётся быстро. Ремонт, конечно, весь под снос.
Я стояла посреди коридора, а по моему дому ходил чужой человек, прикидывая, как быстрее его разрушить. Влад делал вид, что это просто дружеская беседа.
В тот момент я вспомнила последние слова бабушки. Она лежала в этой же комнате, взяла меня за руку и сказала: «Ксюша, не отдавай этот дом. Что бы ни случилось. Это не стены, это твоя крепость. Мужчины приходят и уходят, а твоя крепость останется с тобой».
Тогда я не поняла. Теперь поняла.
Когда они ушли, Владислав вернулся на кухню, сияя от восторга.
Слышала? Он сказал, цена будет отличная! Через пару месяцев будем с тобой на Мальдивах, забудешь про эту развалюху.
Он попытался обнять меня, но я отстранилась. Внутри что-то оборвалось. Ненависти ещё не было. Была только оглушающая пустота.
Пустота быстро нашла, чем заполниться.
На следующий день он привёл свою мать, Галину Петровну. Она вошла, поджав губы, и с порога заявила:
Ну, раз сама не можешь разобраться со своим хламом, придётся помочь. Владик не может ждать вечно, пока ты тут в детство играешь.
Они принесли коробки и мешки для мусора. И начали. Методично уничтожать мою жизнь.
Галина Петровна злобно выгребала из шкафа бабушкины книги, старые письма, альбомы с фотографиями.
Всё это хлам. На свалку.
Она бросила на пол музыкальную шкатулку. Мелодия, под которую я засыпала в детстве, захлебнулась хрипом.
Влад молча выносил мешки. Он не смотрел на меня. Они были командой, а я помехой.
Я стояла и смотрела, как исчезает моё прош
