Тихо падал снег, укрывая улицы, крыши домов, плечи прохожих. Сквозь белую пелену пробиралась женщина. В руках она держала ребёнка крошечный свёрток в сером одеяле, в маленькой шапочке. Мальчик мирно спал, прижавшись к её груди, не зная, что его жизнь вот-вот изменится навсегда.
Женщина остановилась перед зданием с облупившейся вывеской: «Дом малютки 4». Она подняла глаза к небу, будто ища прощения или силы. Но небо молчало. Руки её дрожали, сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно за версту.
Она медленно положила младенца на порог и оставила рядом записку:
«Коля. Прости меня. Люблю его. Не могу иначе.»
Немного постояла, будто надеясь, что кто-то её остановит. Пальцы судорожно сжались, плечи содрогнулись от слёз. Затем она шагнула назад. Ещё шаг. И побежала. В ночь, во тьму, прочь от всего, что знала.
Через несколько минут дверь распахнулась. На пороге появилась Валентина Ивановна воспитательница лет пятидесяти. Увидев ребёнка, она быстро наклонилась, бережно подняла его и прижала к себе:
«Кто же тебя оставил, родной?.. Ты бы здесь замёрз»
Она ещё не знала, что этот момент останется с ней навсегда. Как снежинки, тающие на ресницах малыша, как он инстинктивно сжимается в комочек, будто чувствуя холод этого мира.
Для Коли этот дом стал первым и единственным. Сначала кроватка с решёткой. Потом группа детского сада с жёлтыми шкафчиками. Позже школьный класс, пропахший старыми учебниками и линолеумом.
Он привык. Привык к голосу Валентины Ивановны, к строгости Нины Степановны, к бесконечным напоминаниям «не шуми, не балуйся». Привык не ждать ничего хорошего. Потому что каждый раз, когда приходили «гости» те, кто мог забрать его из детдома, сердце замирало. Но снова и снова: его никто не выбирал. И он делал вид, что ему всё равно.
Когда Коле было восемь, его друг Ваня сказал:
«А вдруг твоя мама жива? Может, она тебя ищет?»
«Нет,» тихо ответил Коля.
«Почему ты так думаешь?»
«Потому что если бы искала давно бы нашла.»
Он сказал это спокойно. Но ночью долго лежал, уткнувшись лицом в подушку, сдерживая слёзы, чтобы никто не услышал.
Годы шли. Детдом учил выживать: драться, терпеть удары, быть своим в стае. Но Коля был другим. Он много читал, мечтал, хотел учиться. Не хотел оставаться здесь навсегда.
Когда ему исполнилось четырнадцать, он спросил Валентину Ивановну:
«Почему она меня оставила?»
Та помолчала, прежде чем ответить.
«Иногда у людей нет выбора. Иногда жизнь слишком жестока. Может, ей тоже было очень тяжело.»
«А ты бы оставила?»
Она не ответила. Просто ласково погладила его по голове.
В шестнадцать Коля получил свой первый паспорт. В графе «отец» прочерк. В графе «мать» ничего.
Он жил в детдоме, готовился к поступлению в техникум. По вечерам подрабатывал грузчиком на складе за городом мыл полы, таскал коробки, терпел ругань водителей.
Не жаловался. Знал: если сломается ничего не останется.
Иногда ему снился один и тот же сон: он бежит по бескрайнему полю. Вдалеке женщина. Машет ему, зовёт, но слов не разобрать. Он бежит, кричит, но чем ближе подходит, тем дальше она отдаляется.
Однажды вечером он открыл старый шкаф и нашёл ту самую записку. Она хранилась в его личном деле, которое он тайком попросил у Валентины Ивановны. Бумага была помята, буквы расплылись, будто их писала дрожащая рука испуганной девчонки.
«Коля. Прости меня. Люблю его. Не могу иначе.»
Он перечитывал строки снова и снова, словно пытался прочувствовать каждое слово. И однажды понял: больше не может жить без правды.
Начал с архивов. Записался в загс, узнал номер своего дела того самого, под которым его приняли в дом малютки. Информации было мало: дата рождения, состояние здоровья, примерный возраст. Всё. Но была записка. Та самая.
И была одна зацепка номер роддома.
Коля отправился туда. Его встретила женщина с пронзительными голубыми глазами акушерка Мария Петровна, работавшая там с конца девяностых.
«Январь 2004?» задумалась она. «Помню одну девочку. Совсем юная. Из деревни. Родила мальчика Потом исчезла. Даже документы не оформила. Мы пытались её найти, но будто сквозь землю провалилась.»
«Как её звали?»
«Кажется, Надя или Таня Худенькая, всё время плакала. Говорила, мать выгнала, отец ребёнка сбежал.»
Это было больше, чем он осмеливался надеяться услышать.
Он поехал в районный архив, перелистал записи о новорождённых за тот период. Одна запись от 11 января гласила: «мальчик, мать неизвестна, роддом 3». Это был он.
Дальше поездки по деревням. Коля ходил от дома к дому, расспрашивал стариков. Кто-то отмахивался, другие говорили: «Не вернёшь прошлое, сынок.»
Но в одной деревне Заречье ему повезло. В местном магазине он увидел женщину с такими же серыми глазами, как у него. Что-то ёкнуло внутри.
«Простите Вас зовут Надя?» осторожно спросил он.
Женщина обернулась. Лицо её вдруг побелело.
«Коля?»
«Откуда вы знаете моё имя?»
«Я» она опустилась на ступеньки крыльца. «Я всю жизнь помнила тебя. Оставила, потому что не знала, как жить. Мне было семнадцать. Выгнали из дома. Жила в подвале. Не было ни денег, ни еды. Думала, если останусь с тобой умрём оба. Поэтому ушла. После этого ночами не спала. Молилась каждый день. Пыталась тебя найти, но мне никто ничего не говорил»
Он молчал.
«Я не прошу прощения. Не прошу любви. Просто хотела, чтобы ты знал: я любила тебя. Всегда. Просто была слабой.»
Он медленно подошёл и сел рядом. Смотрел вдаль. Потом тихо сказал:
«Я не знаю, как теперь вас называть. Не знаю, как это строить Но хочу попробовать.»
Она запла
