Снег падал тихо и мягко. Он укрывал улицы, крыши домов, ложился на плечи прохожих. Сквозь густую белую пелену пробиралась женщина. В руках она держала ребенка крошечный сверток в сером одеяле, с маленькой шапочкой на голове. Мальчик спокойно спал, прижавшись к её груди, не зная, что его жизнь вот-вот изменится навсегда.
Женщина остановилась перед зданием с облупившейся вывеской: «Дом малютки 4». Она подняла глаза, словно ища прощения или силы в небе. Но оно оставалось глухим и молчаливым. Её руки дрожали, сердце билось так сильно, что, казалось, его слышно за версту.
Она медленно положила младенца на порог и оставила рядом записку:
«Миша. Прости меня. Я люблю его. Иначе не могу.»
Она постояла ещё немного, будто надеясь, что кто-то её остановит. Пальцы судорожно сжались, плечи вздрогнули от подавленных рыданий. Потом она отступила на шаг. Ещё один. И побежала. В ночь, в темноту, прочь от всего, что знала.
Через несколько минут дверь распахнулась. На пороге появилась Валентина Сергеевна женщина лет пятидесяти, воспитательница в доме малютки. Увидев ребёнка, она быстро наклонилась, бережно подняла его и прижала к себе:
«Кто же тебя бросил, родной?.. Ты бы здесь замёрз»
Она ещё не знала, что этот момент останется с ней навсегда. Как снежинки, тающие на ресницах малыша. Как он инстинктивно сжимается в комочек, будто чувствуя холод этого мира.
Для Миши этот дом стал первым и единственным. Сначала кроватка с решёткой. Потом группа в детском саду с жёлтыми шкафчиками. Позже школьный класс с запахом старых учебников и линолеума.
Он привык. Привык к голосу Валентины Сергеевны, к строгости Евгении Аркадьевны, к бесконечным напоминаниям «не шуми, не балуйся». Привык не ждать ничего хорошего. Потому что каждый раз, когда приходили «взрослые» люди, которые могли забрать его из детдома, сердце замирало. Но потом всё повторялось: его никто не выбирал. И он делал вид, что ему всё равно.
Когда Мише исполнилось восемь, его друг Санька сказал:
«А вдруг твоя мама жива? Может, она тебя ищет?»
«Нет», тихо ответил Миша.
«Почему ты так думаешь?»
«Потому что если бы искала, то давно бы нашла.»
Он сказал это спокойно. Но в ту ночь долго лежал, уткнувшись лицом в подушку, сдерживая слёзы, чтобы никто не услышал.
Шли годы. Детдом учил выживать: как постоять за себя, принять удар, быть частью коллектива. Но Миша был другим. Он много читал, мечтал, хотел учиться. Не хотел оставаться здесь навсегда.
Когда ему исполнилось четырнадцать, он спросил Валентину Сергеевну:
«Почему она меня бросила?»
Та помолчала, прежде чем ответить.
«Иногда у людей нет выбора. Иногда жизнь слишком жестока. Может, ей тоже было очень тяжело.»
«Ты бы бросила?»
Она не ответила. Просто нежно погладила его по голове.
Когда Мише исполнилось шестнадцать, он получил свой первый паспорт. В графе «отец» прочерк. В графе «мать» пустота.
Он жил в детдоме, готовился к поступлению в техникум. По вечерам подрабатывал грузчиком на складе за городом мыл полы, таскал коробки, терпел мат водителей.
Он не жаловался. Знал: если сломается ничего не останется.
Иногда ему снился один и тот же сон: он бежит через бескрайнее поле. Вдали женщина. Машет ему, зовёт, но слов не слышно. Он бежит, кричит, но чем ближе подходит, тем дальше она отдаляется.
Однажды вечером он открыл старый шкаф и нашёл ту самую записку. Она хранилась в его личном деле, которое он тайком попросил у Валентины Сергеевны. Бумага была мятая, буквы размытые, будто написаны дрожащей рукой испуганной девчонки.
«Миша. Прости меня. Я люблю его. Иначе не могу.»
Он перечитывал эти строчки снова и снова, словно пытаясь прочувствовать каждое слово. И однажды понял: дальше жить без правды он не может.
Он начал с архивов. Записался в ЗАГС, узнал номер своего дела то самое, под которым его приняли в дом малютки. Информации было минимум: дата рождения, состояние здоровья, примерный возраст. Всё. Но была записка. Та самая.
И была одна зацепка номер роддома.
Миша отправился туда. Его встретила женщина с пронзительными голубыми глазами акушерка Мария Петровна, работавшая в этом роддоме с конца девяностых.
«Январь 2004?» задумалась она. «Помню одну девочку. Очень молоденькую. Приехала из деревни. Родила мальчика Потом исчезла. Даже документы не оформила. Мы пытались её найти, но она будто сквозь землю провалилась.»
«Как её звали?»
«Кажется, Лена или Алёна Худенькая, всё время плакала. Говорила, что мать выгнала, отец ребёнка сбежал.»
Это было больше, чем он смел надеяться услышать.
Он поехал в районный архив, перелистал записи о новорождённых за тот период. Одна запись от 11 января гласила: «мальчик, мать неизвестна, роддом 3». Это был он.
Дальше поездки по деревням. Миша ходил по домам, расспрашивал старушек. Кто-то отмахивался, другие говорили: «Не вернёшь прошлое, сынок.»
Но в одной деревне Никольском ему повезло. В местном магазине он увидел женщину с такими же серыми глазами, как у него. Что-то внутри ёкнуло.
«Извините Вас зовут Лена?» осторожно спросил он.
Женщина обернулась. Лицо её вдруг побелело.
«Миша?»
«Откуда вы знаете моё имя?»
«Я» она опустилась на ступеньки крыльца. «Я всю жизнь тебя помнила. Я оставила тебя, потому что не знала, как жить. Мне было семнадцать. Меня выгнали из дома. Я пряталась в подвале. У меня не было ни денег, ни еды. Я думала, если останусь с тобой мы оба умрём. Поэтому ушла. После этого не спала ночами. Молилась каждый день. Пыталась тебя найти, но мне никто ничего не говорил»
Он молчал.
«Я не прошу прощения. Не прошу любви. Я просто хотела, чтобы ты знал: я тебя любила. Всегда. Про