Сергей сидел в инвалидном кресле, уставившись в запотевшее окно. Не повезло из больничной палаты открывался вид на пустынный внутренний двор с обледеневшими скамейками и голыми клумбами. Зима. Пациенты не гуляли.
Он остался один. Неделю назад выписали его соседа по палате веселого Ваню Крылова, студента театрального института. Тот умел рассказывать истории так, что хоть на сцену. Да еще и мать Вани каждый день приносила пирожки, которыми он щедро делился. Теперь в палате стало тихо и пусто.
Дверь скрипнула. Вошла медсестра не молоденькая Анечка, а вечно недовольная Галина Ивановна. За два месяца Сергей ни разу не видел ее улыбки. Голос как наждак:
Ну-ка, Семёнов, на кровать!
Он покорно перебрался. Галина Ивановна ловко уложила его, перевернула и… укол был почти неощутим. Она ставила их мастерски.
«Наверное, пенсионерка, подумал Сергей, глядя на ее морщинистые руки. Работает, потому что пенсии не хватает. Оттого и злая».
Доктор был? спросила она, вытирая шприц.
Нет еще.
Ну, жди. И от окна отойди продует. И так бледный, как погрузчик снега.
Он хотел обидеться, но в ее грубости сквозила забота. Пусть странная, но ему больше неоткуда было ждать даже этого.
Сергей сирота. Родители погибли в пожаре, когда ему было пять. Мать успела выбросить его в сугроб, прежде чем рухнула крыша. Ожог на плече и кривое запястье единственное, что осталось от той жизни.
От матери ему достались зеленые глаза и мечтательность, от отца высокий рост и любовь к числам. Из детства всплывали обрывки: праздник в деревне, отец несет его на плечах, рыжий кот Васька… Все сгорело.
Восемнадцатилетним он получил комнату в общаге. Жить одному было тоскливо, но он привык. После школы не поступил пошел в колледж. Там было неплохо, но одногруппники его сторонились. Тихий, неразговорчивый, в книги уткнулся не компания. Девушки тоже проходили мимо.
А два месяца назад, бежал на пары, поскользнулся в переходе сломал обе ноги. Переломы сложные, но теперь, кажется, дело к выписке. Только вот в его общаге нет лифта…
После обеда зашел травматолог. Осмотрел снимки:
Наконец-то срастается. Через пару недель на костыли. Выписываю. Вас встретят?
Сергей кивнул. Лгал.
Когда врач ушел, явилась Галина Ивановна:
Собирайся.
Он сложил вещи в рюкзак.
Зачем врачу соврал? вдруг спросила она.
Он сделал вид, что не понимает.
Не дури. Знаю, за тобой никто не приедет. Как добираться будешь?
Как-нибудь.
Ты вообще представляешь, как жить будешь?
Разберусь.
Она села рядом, неожиданно мягко:
Серёжа, ты не справишься. Поживи у меня. Дом за городом, крыльцо низкое. Как встанешь уедешь.
Он ошалел. Жить у нее? Они же чужие…
Неудобно… пробормотал он.
Неудобно это в коляске по четвертому этажу ползать, отрезала она. Поедешь?
Он колебался. Но вспомнил, как все эти месяцы она ворчала, но кормила, подкладывала одеяло, следила, чтобы окно не открывал…
Согласен. Но денег у меня…
Она вспыхнула:
Ты что, я тебя за деньги зову?!
В ее доме было тепло. Маленькие окна, печка, запах щей. Первые дни он стеснялся, но она оборвала:
Хватит дурака валять. Что надо проси.
Шли недели. Коляска сменилась костылями, потом тростью. Пора было возвращаться.
Надо экзамены догонять, говорил он, шагая рядом с ней от поликлиники.
Не спеши, ворчала она. Ноги беречь надо.
Он вдруг понял, что не хочет уезжать.
На следующий день, собирая вещи, он обернулся она стояла в дверях и плакала.
Костенька, может, останешься? прошептала.
Он обнял ее.
Остался.
А через несколько лет Галина Ивановна сидела на его свадьбе на месте матери жениха. И когда родилась внучка, он первым поднес ее к ней:
Людочка. В твою честь.
