Сиротка Машенька получила в наследство лишь жалкое письмо Но когда она его прочла, смех её мужа и его любовницы превратился в УЖАС!
Сидела Машенька в холодной, как склеп, комнате нотариуса, сгорбившись под тяжестью злобных взглядов. По обеих сторонам от неё словно волки у загона сидели её муж Григорий и его любовница Лидия. Он самодовольно ухмылялся, будто уже одержал победу; она ядовито хихикала, словно предвкушала, как растерзает добычу. Воздух в комнате был густым, как патока, пропитанным скрытой ненавистью и завистью. Нотариус сухой, как пергамент, старик с лицом из мрамора зачитывал завещание тёти Анны, единственной, кто смотрел на Машеньку с любовью.
«и всё имущество, включая дом, землю и сбережения, переходит Григорию Ивановичу», объявил он, будто не замечая, как Лидия едва сдерживает торжествующий смешок. Глаза её горели, как угли, а губы, выкрашенные в ярко-алый, растянулись в ухмылке. Что-то внутри Машеньки надломилось.
Григорий громко расхохотался, его смех гулял по стенам, будто насмехаясь над судьбой. Лидия подхватила, её голос резал, как нож. Машенька сидела, сжав кулаки, не в силах поднять взгляд. Неужели всё, что осталось от её жизни письмо? После стольких лет унижений, лишений и одиночества, ей достался не кусок хлеба, не крыша над головой, а лишь клочок бумаги? Это был не подарок, а плевок судьбы.
Конверт, который вручил ей нотариус, казался тяжелее камня. Взяв его молча, она вышла под градом насмешек Лидии:
«Письмецо! Ну, хоть растопить печь сгодится!»
Домой Машенька возвращалась, словно на казнь. В своей каморке, где стены пропахли сыростью, а окно выходило на пустырь, она долго сидела, держа пожелтевший конверт. Пальцы дрожали. Она знала, что тётя Анна была единственной, кто видел в ней не обузу, а живую душу. С усилием, будто разрывая не только печать, но и собственную плоть, она вскрыла конверт.
«Дорогая моя Машенька, начиналось письмо, если ты это читаешь, значит, меня нет, и мир снова обошёлся с тобой жестоко. Прости, что не смогла защитить тебя лучше. Но знай: всё, что у меня было, я спрятала для тебя. Григорий и его змея получат лишь то, что видно глазу. В старом дубе у реки, где мы читали книги, есть тайник. Найди его. Там твоя свобода».
Сердце Машеньки забилось, как птица в клетке. Воспоминания нахлынули: дуб, огромный, как страж леса; дупло, где они прятали от дождя любимые книги; голос тёти Анны, читавшей ей на ночь. Она не верила. Это был не конец. Это было начало.
На следующее утро, ещё до рассвета, Машенька отправилась к реке. Деревня спала, и никто не заметил её ухода. Григорий и Лидия, упоённые собственным триумфом, даже не подумали о беглянке. С дрожащим от надежды сердцем Машенька шла к своему будущему.
В дупле дуба, под слоем мха и времени, она нашла шкатулку. В ней документы на маленький дом в соседней губернии, счёт в банке на её имя, пачка писем от тёти Анны, полных любви, наставлений и веры, и медальон с надписью: «Ты сильнее, чем думаешь».
Эти слова стали для неё спасательным кругом. Она вернулась домой, собрала скудные пожитки и ушла той же ночью. Григорий и Лидия, опьянённые мнимой победой, даже не заметили её исчезновения. А когда спохватились было поздно. Доставшийся им дом оказался ветхим, земли в долгах, а сбережения миражом, потраченным ещё до смерти Анны.
Машенька начала новую жизнь. В маленьком домике у моря, где каждый день начинался с шума волн и криков чаек, она обрела свободу. Она перечитывала письма тёти, училась, работала и впервые дышала полной грудью. Каждый вечер, глядя на закат, она шептала: «Спасибо, тётя Анна». А далеко отсюда Григорий и Лидия грызлись между собой, проклиная пустое наследство.
Письмо не было просто бумагой. Оно стало ключом к жизни, которую Машенька заслужила. В честь тёти она взяла имя Анна и начала всё с чистого листа. Работа в местной библиотеке стала её призванием. Она раскладывала книги, помогала детям учиться читать, а по вечерам сама изучала старые учеб
