Ваня сидел в инвалидной коляске и смотрел сквозь запотевшие окна больничной палаты. Вид открывался невесёлый: окно выходило во внутренний двор, где стояли скамейки и цвели клумбы, но людей почти не было. Да и зима на дворе кто станет гулять в такую пору?

Он остался в палате один. Неделю назад выписали его соседа, Серёжу Морозова, и с тех пор ваньке стало совсем тоскливо. Серёжа был парнем весёлым, общительным, мастерски рассказывал истории, разыгрывая их как настоящий артист. Он и учился в театральном на третьем курсе. С ним скучать не приходилось. Да и мама его каждый день навещала, приносила пироги, фрукты, конфеты, которыми он щедро делился с Ваней.

С уходом Серёжи из палаты словно ушло что-то тёплое, домашнее, и теперь Ваня чувствовал себя одиноким как никогда.

Грустные мысли прервала вошедшая медсестра. Увидев её, Ваня ещё больше помрачнел: вместо молоденькой весёлой Насти пришла вечно недовольная Галина Семёновна. За два месяца в больнице он ни разу не видел её улыбку. И голос у неё был резкий, как будто она вечно на кого-то сердится.

Ну что, Фёдоров, разлёгся? Марш на кровать! рявкнула она, размахивая шприцем.

Ваня вздохнул, развернул коляску и подкатил к койке. Галина Семёновна ловко уложила его, перевернула на живот.

Штаны снимай, скомандовала.

Ваня послушался и даже не почувствовал укола. Галина Семёновна ставила их виртуозно, и за это он мысленно её благодарил.

«Сколько ей лет? размышлял Ваня, наблюдая, как она ищет вену на его худой руке. На пенсию, наверное, давно пора, да пенсия маленькая вот и злится».

Игла вошла почти безболезненно.

Всё, Фёдоров, готово. Доктор заходил? неожиданно спросила Галина Семёновна, уже собираясь уходить.

Нет ещё, покачал головой Ваня. Может, позже

Ну жди. И у окна не сиди простудишься, и так тощий, как щепка, бросила она на ходу.

Ваня хотел обидеться, но не смог: сквозь её грубость ему чудилась забота. А заботы он в жизни видел мало.

Ваня сирота. Родители погибли, когда ему было четыре. В их деревенском доме случился пожар, и он один остался в живых. О том дне напоминал ожог на плече и кривое запястье: мать в последний момент выбросила его в снег через разбитое окно, а сама погибла под рухнувшей крышей.

Родственники были, но никто не захотел его взять. Так он и оказался в детдоме.

От матери ему достались зелёные глаза, мечтательность и мягкий характер, от отца высокий рост, широкая походка и способности к математике. Родителей он помнил смутно, лишь обрывками: вот он с матерью на празднике, машет флажком, вот сидит на плечах у отца, смеётся от ветра. Ещё запомнил рыжего кота то ли Васькой звали, то ли Муркой Но даже фотографий не осталось всё сгорело.

В больнице его никто не навещал. Когда исполнилось восемнадцать, государство дало ему комнату в общежитии светлую, но одинокую. Иногда накатывала такая тоска, что хоть вой. Со временем он привык, но детдомовское прошлое давало о себе знать: при виде семей на улице сердце сжималось.

После школы Ваня мечтал об университете, но не прошёл по баллам. Поступил в техникум понравилось, но с одногруппниками не сложилось. Тихий, замкнутый, он предпочитал книги шумным компаниям. Девушки тоже обходили его стороной скромность не считалась достоинством. Да и выглядел он моложе своих лет.

Два месяца назад, спеша на пары, он поскользнулся в переходе и сломал обе ноги. Переломы заживали долго, но теперь, наконец, стало легче. Ваня ждал выписки, но тревожился: в его доме не было лифта, а на коляске ему предстояло пробыть ещё долго.

После обеда пришёл доктор Сидоров, осмотрел снимки и объявил:

Ну, Иван, радую: кости срастаются как надо. Через пару недель на костыли встанете. Дальше лечиться будете дома. Через час выписка. Вас встречать придут?

Ваня кивнул.

Отлично. Сейчас Галина Семёновна поможет собраться. И постарайтесь больше к нам не попадать.

Когда доктор ушёл, Ваня задумался: как он доберётся? Размышления прервала Галина Семёновна.

Чего застыл, Фёдоров? Выписывают же. Она протянула ему рюкзак из-под кровати. Собирайся.

Ваня начал складывать вещи, но вдруг заметил её пристальный взгляд.

Ты зачем врал доктору? спросила она.

О чём вы?

Не валяй дурака. Знаю, что за тобой никто не придёт. Как домой добираться будешь?

Как-нибудь.

Тебе же ещё месяц на ногах не ходить. Как жить-то собираешься?

Разберусь.

Галина Семёновна неожиданно села рядом.

Ваня, может, не моё дело, но тебе помощь нужна. Один не справишься.

Справлюсь.

Не справишься. Я в медицине не первый год. Зачем упрямишься?

А вы к чему это?

К тому, что поживи пока у меня. Дом у меня за городом, но крыльцо низкое. Комната свободная есть. Оправляешься возвращаешься. Я одна, муж давно умер, детей нет

Ваня остолбенел. Жить у неё?! Они же чужие люди

Ну что молчишь? нахмурилась она.

Неудобно как-то

Хватит дурака валять, Фёдоров. Неудобно это на четвёртом этаже без лифта на коляске маяться. Так поедешь?

Он колебался. Но вдруг осознал: все эти месяцы она по-своему о нём заботилась. «Фёдоров, беги на обед котлеты твои любимые», «Окно закрой, сквозняк!», «Ешь творог, кальций нужен!» её голос звучал в палате постоянно. И теперь она, единственная в целом свете, предлагала помощь.

Согласен, наконец сказал он. Только денег у меня нет Стипендия ещё не скоро.

Галина Семёновна посмотрела на него с обидой.