Лена! Ради Бога, что случилось?! Дмитрий прижал её к стене у парадного. Он дежурил здесь уже больше часа, кутаясь в осенний ветер.
Дима, отстань, она подняла на него глаза, и в них не было ни капли тепла. Всё кончено. У нас нет будущего. Не ищи меня, я всё решила.
Он онемел. Перед ним стояла чужая Лена ледяная, отстранённая, будто высеченная из камня. Она выскользнула из его рук и ушла, не обернувшись.
Всего неделю назад он собирался сделать ей предложение. Был уверен, что нашёл ту самую на всю жизнь. Они прожили вместе два года, знали друг друга до мелочей. Молодые, красивые, успешные: Дмитрий ведущий разработчик в крупной IT-компании, Лена хирург в Боткинской больнице. Друзья завидовали их гармонии, пророчили долгий брак.
И вдруг ничего.
За несколько дней до того, как Дмитрий хотел вручить кольцо, Лена пропала. Исчезли её соцсети, сообщения оставались без ответа. Он звонил ей, её подругам, даже отцу в ответ слышал уклончивое: «Не сейчас», «Дай ей время».
А потом этот удар у больницы. Просто «оставь меня». Без объяснений. Хуже всего было это молчание, эта непробиваемая стена, возведённая человеком, которого он считал родной душой.
***
Дмитрий вырос в семье учительницы литературы и инженера-авиастроителя. Его детство прошло в хрущёвке на окраине Москвы, где ценились не вещи, а знания. По вечерам они решали сложные задачки, а мама читала вслух Булычёва. От отца он унаследовал любовь к логике, от матери умение чувствовать людей.
После университета он быстро стал востребованным специалистом. Его девиз: «Любой хаос можно уложить в стройный алгоритм». Его жизнь была чёткой: пробежки по Лосиному Острову, работа в стеклянном офисе в Сити, вечерами скалодром или старый добрый Тарковский. Он коллекционировал редкие издания фантастики и разбирался в сортах грузинского вина. Его лофт в районе «Красного Октября» был образцом минимализма: голый кирпич, проектор вместо телевизора и стопки книг.
Появление Лены ворвалось в этот порядок, как весенний ливень. Они познакомились в больнице его друг попал к ней в отделение.
Лена росла в строгости. Её отец, Виктор Николаевич, отставной полковник, затем чиновник Минобороны воспитал в ней стальную волю. В шестнадцать она потеряла мать та ушла от рака. От неё Лена унаследовала любовь к музыке (играла на рояле) и тонкий вкус.
Медицину она выбрала не случайно. Смерть матери стала вызовом. В ординатуре её уважали за хладнокровие в критических ситуациях. Но после сложных операций она уезжала в старую дачу под Звенигородом, которую восстанавливал отец, и часами играла Рахманинова, вышибая напряжение.
На первом свидании они не могли наговориться. Начали с выставки в «Гараже», закончили в джаз-клубе, где Лена неожиданно рассказала ему всю историю советского джаза. Они спорили, кто лучше Тарковский или Сокуров, и оба обожали чёрно-белые фильмы.
Дмитрий водил её на лекции по нейрофизиологии, она в анатомичку, где его, человека с железными нервами, передёрнуло от вида препаратов, а она спокойно объясняла устройство мышц.
По выходным он жарил блины по бабушкиному рецепту, а она варила кофе, который ей привозили друзья из Эфиопии. Они могли молча сидеть на подоконнике, смотреть на ночную Москву и это молчание значило больше слов.
Именно в такое утро он понял, что хочет прожить с ней жизнь. Заказал кольцо белое золото с александритом, в цвет её глаз. За день до того, как он должен был забрать его из мастерской, мир рухнул.
***
Лена тоже не ожидала такого поворота.
После сложной операции её встретили двое в штатском.
Елена Викторовна, пройдёмте. Ваши показания требуются по делу.
Её отца обвиняли в злоупотреблениях. Следователь, ведший дело, знал про её связь с айтишником и давил:
Ваш молодой человек публичная фигура. Любой его контакт с вами или семьёй будет расценён как отмывание денег. Я уничтожу его карьеру, репутацию, посажу, если надо Вы поняли?
Лена мгновенно взвесила риски. Выбор был очевиден. Единственный способ защитить Дмитрия разорвать всё. Резко, без объяснений. Она отключила эмоции как перед сложной операцией. Когда он поймал её у больницы, она говорила с ним, как с родственниками безнадёжных больных холодно, чётко, без надежды.
***
Дмитрию потребовалось два года, чтобы прийти в себя. Он путешествовал, снова научился смеяться, пытался встречаться с другими. Почти не вспоминал Лену. Почти. Блины он больше не жарил.
А потом сообщение с незнакомого номера:
«Дима, это Лена. Я знаю, не имею права тебя тревожить. Но если найдётся минута могу позвонить?»
Сердце колотилось, как бешеное. Он вышел из шумного зала на презентации в тихий зимний сад. Набрал номер.
Она выпалила всё разом про угрозы следователя, про свой выбор, про страх разрушить его жизнь. Её голос, когда-то ледяной, теперь срывался.
Я не ищу оправданий. Я приняла решение за нас обоих, и это было ошибкой. Но я должна была тебя защитить. Просто хотела сказать правду. Я любила тебя
Дмитрий молчал, прислонившись лбом к холодному стеклу. Гнев, обида, облегчение всё смешалось.
Ты могла довериться мне! вырвалось у него. Мы бы справились вместе! Вместо этого ты решила за нас
Я не могла рисковать тобой! голос её дрогнул. Твоя жизнь была важнее нашего счастья.
Встретимся? спросил он.
Они сидели в том самом кафе на Патриарших. Между ними была пропасть из двух лет боли. Но в её глазах он снова увидел ту Лену не каменную, а живую, сломленную, но сильную. А она в его взгляде прочитала не ненависть, а понимание.
Они не бросились в объятия. Слишком много было сломано.
Говорили три часа о работе, книгах, музыке. Главное осталось за скобками. На прощание он положил перед ней свёрток. Редкое издание Булычёва, которое она когда-то искала для отца.
Спасибо она сжала книгу.
Как отец?
Дело закрыли. Он на