Даже внучка ей чужая: как мать выгоняет меня из нашей квартиры

Я не ступала на порог этой квартиры пятнадцать лет. И если бы не тяжёлые обстоятельства, возможно, никогда бы и не вернулась. Но судьба любит испытывать тех, у кого сердце уже изранено. По документам квартира принадлежит мне и матери поровну. Однако для неё это — её крепость, где для меня нет ни места, ни капли тепла.

Когда я приехала с маленькой дочкой и чемоданом, мать даже не попыталась скрыть раздражения. Ни привета, ни сочувствия. Только ледяной взгляд и колкое:
— Ты зачем приехала? Теперь мне с тобой жить? Нет, не вынесу.

Как будто я сама решила вернуться в тот ад, откуда сбежала ещё ребёнком.

Когда мне было двенадцать, родители развелись. Семья давно трещала по швам, но мать поставила точку жёстко — выгнала отца, сменила замки и привела в дом нового мужчину. Я не смогла этого принять. Не понимала, как можно быть такой жестокой. Ушла к отцу и бабушке, оставив мать с её «новой жизнью». За это она назвала меня предательницей, прижала к стене и прошипела:
— Не хочешь жить со мной — значит, ты мне не дочь.

С тех пор — ни звонка, ни письма. Мы не общались. Связь сохраняла только с бабушкой, пока та была жива. После её смерти — тишина. От неё нам с матерью и досталась эта квартира — пополам. Мать жила здесь, как полновластная хозяйка. А я даже не думала возвращаться.

Я рано вышла замуж. Родила. Потом муж ушёл, не справившись с бытом и моей усталостью. Оставил нас с дочкой и мизерными алиментами. Мы жили в старом доме, доставшемся от отца. Дырявые стены, проводка, как в сказке про трёх поросят. А потом — пожар. Всё сгорело. Дотла.

Пока я бегала по инстанциям, оформляя пособия, пожарные тушили наш дом. От жилья остались только пепел да почерневшие доски. Несколько дней нас приютила подруга. Потом я вспомнила: у меня же есть доля в той квартире. Где живёт мать.

Стиснув зубы, я поехала туда. С документами. Зная, что меня не ждут. Но выбора не было. Мать не открывала дверь. Пришлось звать полицию. Когда она наконец поняла, что по закону я имею право здесь находиться, нехотя освободила мне крохотную комнату.
— Только чтобы не жировала, — бросила она с усмешкой.

И сдержала слово.

С первого дня — яд в каждом слове. Пересоленный чай, сгоревшая еда, бесконечные упрёки: «лентяйка», «дармоедка», «нахлебница». Мне нельзя готовить, нельзя стирать, нельзя мыться, когда ей неудобно. Если дочка плачет — мать орёт, что я её мучаю. Однажды даже вызвала опеку, пытаясь лишить меня прав. Безрезультатно, но осадок остался.

Она смотрит на внучку, как на чужую. И я боюсь. Не за себя — за ребёнка. Потому что знаю: если мать сорвётся, она не остановится. В ней нет жалости. Только злость. Я для неё чужая. А моя дочь — тем более.

Я ищу выход. Продать участок, где был дом? Но вырученных денег хватит разве что на задаток за однокомнатную. А ипотеку мне не потянуть — я без работы, дочка маленькая, в сад не берут. Оставить её не с кем. Подруги помогают, но я не могу вечно сидеть у них на шее.

Жить здесь невыносимо. В этой квартире, пропитанной ненавистью, где каждый шаг встречается её презрительным взглядом. Где молчание — оружие, а слова — как ножи.

Каждый вечер я засыпаю с мыслью: может, завтра что-то изменится? Но утро приносит то же самое. Тот же холод. Та же ненависть. Та же мать, которая когда-то называла меня дочерью, а теперь делает всё, чтобы я исчезла. И даже внучка не может растопить лёд в её сердце.

Я не знаю, что будет дальше. Но знаю одно: мне нужно выбраться отсюда. Ради себя. Ради дочери. Ради того, чтобы однажды не стать такой же.