«Твоя посуда — тебе и мыть!» — вырвалось у меня, и я прямо посмотрела в глаза свекрови, Валентине Петровне. В груди клокотало, терпеть больше не было сил. Эта куча грязных тарелок в раковине стала последней каплей, символом её безразличия к моим хлопотам. Я, Алёна, 25-летняя невестка, устала быть домработницей в доме, который должен быть общим.
«Достала уже!» — жалуюсь подругам, и голос дрожит от обиды. Свекровь недавно ушла на пенсию и, видимо, решила, что её главное дело — смотреть сериалы и объедаться сладостями. В нашей питерской трёшке, где живём втроём — я, муж Игорь и она, — её присутствие стало нестерпимым. Целыми днями она жуёт: то бутерброды с докторской, то пряники с чаем, то торт, который сама же принесла. Ладно бы, но после неё в раковине вырастает гора посуды, а мыть её, конечно, приходится мне.
С Игорем мы женаты шесть лет. Сразу после свадьбы переехали к Валентине Петровне — у неё просторная квартира. Договорились копить на своё жильё, даже скопили приличную сумму. Но цены растут быстрее наших накоплений, а ипотеку с маленьким первоначальным взносом брать страшно. Работать больше не получается — у Игоря график плотный, а я только вышла из декрета. Так и живём, надеясь на чудо.
Раньше, когда Валентина Петровна работала, хоть продукты в дом приносила. Теперь же, на пенсии, словно забыла про нас. Живёт на свои деньги, не бедствует — покупает себе пирожные, сыр, колбасу. Её лишний вес уже бросается в глаза, но она лишь отмахивается: «Меня всё устраивает!» — и усаживается перед телевизором с новой порцией еды. Ей всего 60, а ведёт себя так, будто ей сто, и единственные занятия — поесть да поспать.
«Хоть бы килограммов десять сбросила!» — ворчу я, глядя, как она тащит из магазина очередной торт. Но дело не в этом. Она не гуляет, не встречается с подругами — только в магазин и обратно. А дома? Ноль помощи. Вся домашняя работа легла на меня, и я погрязла в этой рутине.
Когда я только переехала, квартира была в ужасном состоянии. Днями напролёт отдраивала полы, мыла шкафы, чистила плиту. Валентина Петровна даже удивилась: «Я свою квартиру такой чистой не видела!» — сказала тогда. Думала, оценит мой труд, но нет. Домашние дела она никогда не любила, а теперь и вовсе расслабилась. Надеялась, что начнёт помогать, а она только ест да смотрит сериалы.
Хуже всего — посуда. Она копит её у себя в комнате весь день, а вечером сваливает в раковину. И кто моет? Я! «В её комнате больше не убираю, — говорю Игорю. — Пусть сама за собой следит. Но посуду-то всё равно мою я!» Это сводит с ума. Не жалуюсь, что она плохая — в наши дела не лезет, денег не просит, советов не даёт. Но эта проклятая раковина с её тарелками стала моей каторгой.
Недавно не выдержала. «Валентина Петровна, — сказала, — я не прислуга! Сколько можно мыть за вами? С завтрашнего дня убирайте за собой сами!» Она посмотрела на меня, будто я нож в спину вонзила, но кивнула. Решила: теперь мою только за собой и Игорем. Но ничего не изменилось. Она ополоснёт пару тарелок, чтобы снова наесться, а остальное оставляет мне. Стискиваю зубы, чтобы не накричать, но внутри всё клокочет.
Игорь поддерживает меня, но и он устал от этой гнетущей атмосферы. Валентина Петровна живёт в своём мире, где её комфорт — самое важное. Понимаю, квартира её, но разве это даёт право делать из меня служанку? Каждый вечер, глядя на полную раковину, думаю: кто прав? Она, считающая себя хозяйкой, или я, мечтающая о справедливости? Мы с Игорем хотим свой дом, свою жизнь, но пока живём здесь, чувствую себя в ловушке, где даже чистая тарелка — повод для войны.
