**Дневник Светланы Петровны**
Сегодня был тот самый день. Я стояла в дверях, едва приоткрыв их чтобы не мешать, но и не пропустить важный момент. Смотрела на сына тем взглядом, в котором смешались материнская гордость, нежность и что-то почти священное. Сашка перед зеркалом в светлом костюме с бабочкой, которую помогали завязывать друзья.
Казалось, будто сцена из кино ухоженный, красивый, спокойный. Но внутри у меня сжалось от боли: будто я здесь лишняя, будто меня нет в этой жизни, будто меня и не звали вовсе.
Я поправила подол старого платья, мысленно прикидывая, как оно смотрится с новым жакетом, который приготовила к завтрашнему дню. Ведь я уже решила пойду на свадьбу, даже без приглашения. Но едва я сделала шаг вперёд, Сашка, словно почувствовав мой взгляд, обернулся и выражение его лица изменилось. Подошёл, закрыл дверь и остался в комнате.
«Мама, нам нужно поговорить», сказал он спокойно, но твёрдо.
Я выпрямилась. Сердце заколотилось.
«Конечно, сынок. Я купила те туфли, помнишь, которые показывала? И ещё»
«Мама, перебил он. Я не хочу, чтобы ты приходила завтра».
Я замерла. Сначала даже не поняла смысла сказанного, будто разум не пускал боль в сердце.
«Почему?..» дрогнул голос.
«Потому что это свадьба. Там будут люди. Ты выглядишь ну не совсем так. И твоя работа Мам, пойми, я не хочу, чтобы люди думали, что я из какого-то захолустья».
Его слова упали, как ледяной дождь. Я попыталась перебить:
«Я записалась к стилисту, сделаю причёску, маникюр У меня платье, скромное, но»
«Не надо, снова оборвал он. Не усугубляй. Ты всё равно будешь выделяться. Пожалуйста. Просто не приходи».
Он ушёл, не дожидаясь ответа. Я осталась одна в полумраке комнаты. Тишина окутала меня, как вата. Даже дыхание, даже тиканье часов всё стало глухим.
Долго сидела, не двигаясь. Потом, будто подтолкнутая чем-то изнутри, встала, достала с антресоли старую пыльную коробку, открыла и вынула альбом. Он пах газетной бумагой, клеем и забытыми днями.
На первой странице пожелтевшая фотография: девочка в мятом платье рядом с женщиной, держащей бутылку. Я помнила тот день мама кричала на фотографа, потом на меня, потом на прохожих. Через месяц её лишили родительских прав. Так я оказалась в детдоме.
Страница за страницей били, как удары. Групповое фото: дети в одинаковой одежде, без улыбок. Воспитательница с суровым лицом. Тогда я впервые поняла, что значит быть нежеланной. Меня били, наказывали, оставляли без ужина. Но я не плакала. Плачут слабые. А слабых не жалеют.
Следующий раздел юность. После выпуска работала официанткой в придорожной забегаловке. Тяжело, но уже не страшно. Я обрела свободу и это окрыляло. Стала опрятной, научилась подбирать одежду, шила юбки из дешёвых тканей, завивала волосы по-старинке. По ночам училась ходить на каблуках просто чтобы почувствовать себя красивой.
Потом случай. В кафе поднялся шум. Я нечаянно пролила томатный сок на клиента. Паника, крики, управляющий требовал объяснений. Я пыталась оправдаться, но все злились. И вдруг Виктор высокий, спокойный, в светлой рубашке улыбнулся и сказал:
«Это же просто сок. Неудача. Дайте девушке работать спокойно».
Я остолбенела. Со мной ещё никогда так не говорили. Руки дрожали, когда я взяла ключи.
На следующий день он принёс цветы. Просто поставил на стойку и сказал: «Хочу пригласить тебя на кофе. Без подвоха». Улыбался так, что я впервые за много лет почувствовала себя не «официанткой из детдома», а женщиной.
Мы сили на скамейке в парке, пили кофе из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал о книгах, путешествиях. Я о детдоме, мечтах, о ночах, когда во сне у меня была семья.
Когда он взял меня за руку, я не поверила. Мир будто изменился: в этом прикосновении было больше нежности, чем за всю мою жизнь. С тех пор я ждала его. И каждый раз, когда он появлялся в той же рубашке, с теми же глазами, забывала, что такое боль. Мне было стыдно за свою бедность, но он словно не замечал. Говорил: «Ты красивая. Просто будь собой».
И я верила.
То лето было на удивление тёплым и долгим. Позже я вспоминала его как самый светлый отрезок жизни главу, написанную любовью и надеждой. С Виктором мы ездили на речку, гуляли в лесу, часами говорили в маленьких кафе. Он знакомил меня с друзьями умными, весёлыми, образованными. Сначала я чувствовала себя неловко, чужой, но Виктор сжимал мою руку под столом и это придавало сил.
Мы смотрели закаты на крыше дома, пили чай из термоса, укутавшись в плед. Виктор мечтал работать в международной компании, но не хотел уезжать из страны навсегда. Я слушала, затаив дыхание, запоминая каждое слово, потому что чувствовала: всё это так хрупко.
Однажды он спросил шутя, но с долей серьёзности, как я отношусь к свадьбе. Я рассмеялась, пряча смущение, и отвела взгляд. Но внутри вспыхнуло: да, да, тысячу раз да. Просто боялась сказать вслух боялась спугнуть сказку.
Но сказку спугнули другие.
Мы сидели в том самом кафе, где я когда-то работала, когда всё началось. За соседним столиком громко засмеялись, потом хлопок и коктейль полетел мне в лицо. Жидкость стекала по щекам и платью. Виктор вскочил, но было поздно.
За соседним столиком сидела его двоюродная сестра. Её голос дрожал от злости и отвращения:
«Это она? Твой выбор? Уборщица? Из детдома? Ты это называешь любовью?»
Люди оборачивались. Кто-то смеялся. Я не заплакала. Просто встала, вытерла лицо салфеткой и вышла.
А с этого момента начался настоящий прессинг. Телефон разрывался от злобных шёпотов, угроз. «Уйди, пока не поздно». «Мы расскажем всем