«Когда же ты наконец исчезнешь навсегда?» — прошептала невестка у моей больничной койки, не зная, что я всё слышу, а диктофон всё записывает 🙄

Когда ты уже исчезнешь наконец? прошептала моя невестка у моей больничной койки, не подозревая, что я все слышу, а диктофон все записывает.

Когда ты уже исчезнешь? повторила она.

Её дыхание было тёплым и пахло дешёвым кофе. Она думала, что я без сознания просто тело, набитое лекарствами.

Но я не спала. Лежала под тонким больничным одеялом, и каждая моя нервная нить дрожала, словно натянутая струна.

В моей ладони, скрытая от посторонних глаз, лежала маленькая холодная коробочка диктофона. Кнопка записи была нажата ещё за час до того, как она вошла в палату с моим сыном.

Игорь, она же просто овощ, голос Светланы стал громче, видимо, она подошла к окну. Врачи сказали, динамики нет. Чего мы ждём?

Я услышала, как мой сын тяжело вздохнул. Мой единственный сын.

Света, это как-то неправильно. Она же моя мать.

А я твоя жена! резко парировала она. Я хочу жить в нормальной квартире, а не в этой развалюхе. Твоя мать уже прожила свою жизнь. Семьдесят лет! Хватит с неё.

Я не шевелилась. Даже дышала ровно, имитируя глубокий сон. Слёз не было внутри всё превратилось в серый пепел. Осталась только ледяная, кристально ясная ясность.

Риелтор говорит, сейчас хорошие цены, не унималась Светлана, переходя на деловой тон. Две комнаты в центре, после ремонта Мы выручим хорошие деньги. Купим дом за городом, как всегда мечтали. Новую машину. Игорь, ну очнись же! Это наш шанс!

Он молчал. Его молчание было страшнее слов. Согласием. Предательством, упакованным в слабость.

А её вещи продолжила Света. Половину выкинем. Никому не нужен этот хлам. Эти дурацкие сервизы, книги Оставим только антиквариат, если есть. Вызову оценщика.

В мыслях я усмехнулась. Оценщика. Она даже не подозревала, что я успела решить за неделю до госпитализации.

Все ценные вещи, каждую, уже давно не было в квартире. Они были в надёжном месте. Как и документы.

Ладно, наконец прохрипел Игорь. Делай, как считаешь нужным. Мне тяжело об этом говорить.

Тогда и не говори, дорогой, заурчала она. Я всё сама улажу. Тебе не стоит пачкать руки.

Она подошла к кровати.

Я почувствовала её взгляд: изучающий, взвешивающий. Будто она смотрела не на живого человека, а на досадную помеху, которая должна исчезнуть в любой момент.

Пальцы мои чуть сильнее сжали гладкий корпус диктофона. Это было только начало. Они ещё не понимали, что их ждёт.

Они вычеркнули меня из уравнения. Но совершили огромную ошибку. Старая гвардия не сдаётся. Это последний бой.

Прошла неделя. Неделя капельниц, безвкусных пюре и моего молчаливого спектакля. Светлана и Игорь приходили каждый день.

Сын садился на стул у двери и тупо смотрел в телефон, будто отстраняясь от происходящего. Он не мог вынести вида моей неподвижности. Или своего предательства.

Светлана же, наоборот, чувствовала себя как дома. Вела себя так, будто уже была хозяйкой. Громко болтала по телефону с подругами, обсуждая будущий дом.

Да, три спальни. Огромная гостиная. А участок ты только представь! Там можно разбить сад. Нет, свекровь? Ах да, она в больнице, в очень тяжёлом состоянии. Не выкарабкается.

Каждое её слово записывалось. Моя коллекция росла.

Сегодня она перешла новую черту. Принесла ноутбук, села на край моей койки и начала показывать Игорю фотографии домов.

Смотри, какой! А этот? С настоящим камином! Игорь, ты меня вообще слушаешь?

Слушаю, тупо ответил он, не отрывая глаз от пола. Просто это всё как-то странно. Прямо здесь

Где? фыркнула Света. Ждать некогда. Нужно действовать. Я уже позвонила нашему риелтору, завтра он приведёт первых покупателей. Квартиру нужно показать в лучшем виде.

Она повернулась ко мне. Взгляд её был холодным, деловым.

Кстати, насчёт вещей. Вчера заглянула, начала разбирать шкафы. Столько хлама, ужас. Эти твои платья тоже устарели Всё сложила в мешки, отдам на благотворительность.

Мои платья. То, в котором я защищала диссертацию. То, в котором отец Игоря сделал мне предложение.

Каждая вещь кусочек памяти. Она выкидывала не просто ткань она стирала мою жизнь.

Игорь дёрнулся.

Зачем ты туда полезла? Может, она хотела бы

Что значит «хотела бы»? перебила Света. Она уже ничего не хочет. Игорь, хватит ребячиться. Мы строим свою жизнь.

Она встала, подошла к тумбочке и бесцеремонно открыла ящик. Её пальцы копошились внутри, натыкаясь на влажные салфетки и упаковки от таблеток.

А документы она тут не хранит? Паспорт или что-то ещё? Для сделки нужно.

Вот оно. Психологическое давление сменилось действием. Теперь она не просто говорила она грабила меня, пока я ещё дышала.

В этот момент в палату заглянула медсестра.

Анна Павловна, время уколов.

Лицо Светланы мгновенно изменилось. На нём появилось выражение скорби и заботы.

О, конечно. Игорь, пойдём, не будем мешать лечению. Мамочка, завтра придём, заурчала она, погладив мою руку.

Её прикосновение было отвратительным. Будто гусеница проползла по моей коже.

Когда они ушли, я не открывала глаза, пока шаги медсестры не затихли в коридоре. Потом медленно, с огромным усилием повернула голову. Мышцы онемели, но я справилась.

Достала диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем, нащупав под подушкой, вытащила второй, кнопочный телефон, который тайком передал мне старый друг и адвокат.

Набрала номер, который знала наизусть.

Слушаю, ответил на том конце спокойный, деловой голос.

Семён Борисович, это я, мой голос звучал хрипло, непривычно. Запускайте план. Время пришло.

На следующий день ровно в три

Оцените статью
«Когда же ты наконец исчезнешь навсегда?» — прошептала невестка у моей больничной койки, не зная, что я всё слышу, а диктофон всё записывает 🙄
Закрытая дверь: горькая правда внутри