Когда ты уже исчезнешь наконец? прошептала моя невестка у моей больничной койки, не подозревая, что я все слышу, а диктофон все записывает.
Когда ты уже исчезнешь? повторила она.
Ее дыхание было теплым и пахло дешевым кофе. Она думала, что я без сознания просто тело, набитое таблетками.
Но я не спала. Лежала под тонкой больничной простыней, и каждая моя жилка дрожала, как натянутая струна.
В моей ладони, скрытая от посторонних глаз, лежала маленькая холодная коробочка диктофона. Кнопка записи была нажата за час до того, как она вошла в палату с моим сыном.
Игорь, она же просто овощ, голос Светланы стал громче, видимо, она подошла к окну. Врачи сказали, динамики нет. Чего мы ждем?
Я услышала, как мой сын тяжело вздохнул. Мой единственный сын.
Света, это как-то… неправильно. Она же моя мать.
А я твоя жена! резко парировала она. Я хочу жить в нормальной квартире, а не в этой лачуге. Твоя мать уже прожила свою жизнь. Семьдесят лет! Хватит.
Я не шевелилась. Даже дышала ровно, имитируя глубокий сон. Слез не было внутри все выгорело до серого пепла. Осталась только ледяная, кристальная ясность.
Риэлтор говорит, сейчас хорошие цены, не унималась Светлана, переходя на деловой тон. Двушка в центре, после ремонта… Мы выручим хорошие деньги. Купим дом за городом, как всегда мечтали. Новую машину. Игорь, очнись! Это наш шанс!
Он молчал. Его молчание было страшнее слов. Казалось, он согласен. Согласен на предательство, завернутое в слабость.
А ее вещи… продолжала Света. Половину выбросим. Никому не нужен этот хлам. Эти дурацкие сервизы, книги… Оставим только антиквариат, если есть. Вызову оценщика.
Я мысленно усмехнулась. Оценщика. Она и не догадывалась, что я успела сделать за неделю до того, как оказалась в больнице.
Все ценное каждую вещь я уже давно вывезла. Они в надежном месте. Как и документы.
Ладно, наконец пробормотал Игорь. Делай, как знаешь. Мне тяжело об этом говорить.
Тогда и не говори, дорогой, мурлыкнула она. Я все сама улажу. Тебе не придется марать руки.
Она подошла к кровати.
Я почувствовала ее взгляд: изучающий, взвешивающий. Как будто она смотрела не на живого человека, а на досадную помеху, которая должна вот-вот исчезнуть.
Я лишь крепче сжала гладкий корпус диктофона. Это было только начало. Они еще не понимали, что их ждет.
Они вычеркнули меня из расчетов. Но совершили большую ошибку. Старая гвардия не сдается. Это последний бой.
Прошла неделя. Неделя капельниц, безвкусных пюре и моего немого спектакля. Светлана и Игорь приходили каждый день.
Сын садился на стул у двери и утыкался в телефон, словно отстраняясь от происходящего. Он не мог выносить вида моей неподвижности. Или своего предательства.
А Светлана, напротив, чувствовала себя как дома. Вела себя так, будто она здесь хозяйка. Громко болтала по телефону с подругами, обсуждая будущий дом.
Да, три спальни. Огромная гостиная. А участок ты только представь! Мы там сад разобьем. Нет, свекровь? О, да, она в больнице, в очень плохом состоянии. Не выкарабкается.
Каждое ее слово записывалось. Моя коллекция росла.
Сегодня она перешла новую черту. Принесла ноутбук, села рядом с моей кроватью и начала показывать Игорю фотографии домов.
Смотри, какой! А этот? Настоящий камин! Игорь, ты вообще меня слушаешь?
Слушаю, тупо ответил он, не отрывая взгляда от пола. Просто… это все как-то странно.
Что странного? фыркнула Света. Нет времени ждать. Нужно действовать. Я уже позвонила риэлтору, завтра он приведет первых покупателей. Квартиру нужно показать в лучшем виде.
Она повернулась ко мне. Ее взгляд был холодным и деловым.
Кстати, насчет вещей. Вчера зашла и начала разбирать шкафы. Столько хлама, ужас. Эти твои платья тоже устарели… Все сложила в мешки, отдам на благотворительность.
Мои платья. То, в котором я защищала диссертацию. То, в котором отец Игоря сделал мне предложение.
Каждая вещь часть памяти. Она не просто выбросила ткань она пыталась стереть мою жизнь.
Игорь дернулся.
Зачем ты трогала ее вещи? Может, она хотела бы…
Что «хотела бы»? перебила Света. Она уже ничего не хочет. Игорь, хватит детских глупостей. Мы строим свою жизнь.
Она встала, подошла к тумбочке и грубо открыла ящик. Ее пальцы рылись внутри, натыкаясь на влажные салфетки и упаковки таблеток.
Где она хранит документы? Паспорт или что-то еще? Для сделки нужно.
Вот оно. Психологическое давление сменилось действием. Теперь она не просто говорила она действовала. Грабила, пока я еще дышу.
В этот момент в палату заглянула медсестра.
Анна Павловна, время уколов.
Лицо Светланы мгновенно преобразилось. На нем появилось выражение скорби и заботы.
О, конечно-конечно. Игорь, пойдем, не будем мешать. Мамочка, мы завтра придем, проговорила она, погладив мою руку.
Ее прикосновение было отвратительным. Как будто по коже проползла гусеница.
Когда они ушли, я не открывала глаз, пока шаги медсестры не затихли в коридоре. Потом медленно, с огромным усилием повернула голову. Мышцы онемели, но я справилась.
Достала диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем, нащупав под подушкой второй, кнопочный телефон, который тайком принес мне старый друг и адвокат, набрала номер, который знала наизусть.
Слушаю, ответил на том конце спокойный, деловой голос.
Семен Борисович, это я, мой голос звучал хрипло и непривычно. Запускайте план. Время пришло.
На следующий день ровно в три часа в моей квартире раздался звонок. Светлана распахнула дверь с самой обаятельной улыбкой.
