Когда ты наконец исчезнешь? прошептала моя невестка у моей больничной койки, не зная, что я слышу всё, а диктофон записывает каждый звук.
Когда ты исчезнешь? повторила она.
Её дыхание было тёплым и пьяняще пахло дешёвым кофе. Она думала, что я без сознания просто мешок с костями и лекарствами.
Но я не спала. Я лежала под тонким больничным одеялом, и каждое моё нервное окончание дрожало, как натянутая струна.
В моей ладони, спрятанный от чужих глаз, лежал маленький холодный прямоугольник диктофон. Кнопка записи была нажата ещё за час до того, как она вошла в палату с моим сыном.
Игорь, она же просто овощ, голос Светланы стал громче, видимо, она подошла к окну. Врачи сказали: динамики нет. Чего мы ждём?
Я услышала, как мой сын глубоко вздохнул. Мой единственный сын.
Свет, это как-то неправильно. Она же моя мать.
А я твоя жена! резко оборвала она. Я хочу жить в нормальной квартире, а не в этой развалюхе. Твоя мать уже прожила свою жизнь. Семьдесят лет! Хватит.
Я не шевелилась. Даже дышала ровно, изображая глубокий сон. Слёз не было внутри всё сгорело до серого пепла. Остался только лёд, кристально ясный и безжалостный.
Риелтор говорит, сейчас хорошие цены, не унималась Светлана, переходя на деловой тон. Двухкомнатная в центре, после ремонта Мы выручим хорошие деньги. Купим дом за городом, как всегда мечтали. Новую машину. Игорь, опомнись! Это наш шанс!
Тишина. Его молчание было страшнее слов. Оно звучало как согласие. Как предательство, завёрнутое в слабость.
И её вещи продолжила Света. Половину выбросим. Никому не нужен этот хлам. Эти дурацкие сервизы, книги Оставим только антиквариат, если есть. Вызову оценщика.
Я мысленно усмехнулась. Вызову оценщика. Она понятия не имеет, что я успела сделать за неделю до того, как попала в больницу.
Все ценные вещи, абсолютно все, уже не в квартире. Они в надёжном месте. Как и документы.
Хорошо, наконец простонал Игорь. Ты права. Мне тяжело об этом говорить.
Тогда и не говори, дорогой, сладко прошептала она. Я всё сама улажу. Тебе не стоит пачкать руки.
Она подошла к кровати.
Я почувствовала её взгляд: скупой, оценивающий. Как будто она смотрела не на живого человека, а на досадную помеху, которая должна исчезнуть в любой момент.
Я поплотнее сжала диктофон. Это было только начало. Они ещё не поняли, что их ждёт.
Они вычеркнули меня из своих расчётов. И совершили огромную ошибку.
Старая гвардия не сдаётся. Это последний бой.
Прошла неделя. Неделя капельниц, безвкусных пюре и моего немого спектакля. Светлана и Игорь приходили каждый день.
Сын садился на стул у двери и утыкался в телефон, будто отстраняясь от происходящего. Он не мог выносить вида моей неподвижности. Или собственного предательства.
А Светлана, напротив, чувствовала себя как дома. Она вела себя так, будто уже была хозяйкой. Громко болтала по телефону с подругами, обсуждая будущий дом.
Да, три спальни. Огромная гостиная. А участок ты себе не представляешь! Там мы разобьём сад. Нет, свекровь? О, да, она в больнице, в очень тяжёлом состоянии. Восстановления не предвидится.
Каждое её слово записывалось. Моя коллекция росла.
Сегодня она перешла новую черту. Принесла ноутбук, села рядом с кроватью и начала показывать Игорю фотографии домов.
Смотри, какой! А этот? С настоящим камином! Игорь, ты вообще меня слушаешь?
Слушаю, глухо ответил он, не отрывая глаз от пола. Просто это всё как-то неправильно. Вот здесь
Где?! фыркнула Света. Нет времени ждать. Надо действовать. Я уже позвонила риелтору, завтра он приведёт первых покупателей. Квартиру нужно показать в лучшем виде.
Она повернулась ко мне. Её взгляд был холодным, деловым.
Кстати, о вещах. Вчера зашла и начала разбирать шкафы. Столько хлама, ужас. Твои платья тоже устарели Сложила в мешки, отдам на благотворительность.
Мои платья. Тот наряд, в котором я защищала диссертацию. Тот, в котором отец Игоря сделал мне предложение.
Каждая вещь часть памяти. Она не просто выбросила ткань. Она пыталась стереть мою жизнь.
Игорь дёрнулся.
Зачем ты трогала её вещи? Может, она хотела
Что «хотела»? перебила Света. Она уже ничего не хочет. Игорь, хватит детских глупостей. Мы строим нашу жизнь.
Она встала, подошла к тумбочке и бесцеремонно открыла ящик. Её пальцы шарили внутри, натыкаясь на влажные салфетки и упаковки таблеток.
Где она держит документы? Паспорт или что-то ещё? Нужно для сделки.
Всё. Психологическое давление сменилось прямым действием. Она больше не говорила она действовала. Грабила меня, пока я ещё дышала.
В этот момент в палату заглянула медсестра.
Анна Петровна, время уколов.
Лицо Светланы мгновенно изменилось. На нём появилось выражение скорби и заботы.
О, конечно. Игорь, пойдём, не будем мешать лечению. Мамочка, мы завтра придём, прошептала она, поймав мою руку.
Её прикосновение было отвратительным. Как будто по коже проползла гусеница.
Когда она ушла, я не открывала глаза, пока шаги медсестры не затихли в коридоре. Потом медленно, с огромным усилием повернула голову. Мышцы онемели, но я справилась.
Я достала диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем, нащупав под подушкой, вытащила второй, кнопочный телефон, который тайком принёс мне старый друг и адвокат.
Набрала номер, который знала наизусть.
Слушаю, ответил на том конце спокойный деловой голос.
Семён Борисович, это я, мой голос звучал хрипло и непривы
