Ты что, со мной шутки шутить решила?! Геннадий Петрович бросил газету в сторону, резко встал с дивана, лицо его покраснело от гнева.
Что же я? спросила Аграфена Петровна, скрестив руки на груди. Тридцать лет я терплю твои «я устал», «нужен отдых», а ты хоть раз спросил, как у меня дела? Сколько я сделала для твоей карьеры, а ты даже не взглянул в моё сердце!
Какое это имеет отношение к делу?! воскликнул Геннадий, глаза его вспыхнули. Ты обещала присмотреть за внучкой, а ушла на репетицию хора! И я должен был отменять важную встречу?
А почему бы и нет? слёзы пробежали по её щекам. Ставь семью выше работы хотя бы раз в жизни! И кстати, я не «убежала» на хор, я предупреждала тебя об этом за неделю, а ты, как обычно, прошёл мимо.
Геннадий отмахнулся и отвернулся к окну. Тридцать лет совместной жизни научили их ссориться на повышенных тонах, не переходя в открытый скандал. Было какоето странное равновесие между накопившимся раздражением и желанием не разрушать то, над чем они так долго трудились.
Что ты там видишь за окном? поддубела Аграфена. Очередную отговорку?
Оставь меня в покое, рычал он, отряхивая плечи, будто сбрасывая невидимую тяжесть. Твой голос уже раскалывает мне голову.
Она молча следила за спиной мужа. Высокий, крепкий, с сединой на висках таким он был в её глазах тридцать лет назад, и сейчас лишь морщины добавились, а характер стал ещё более невыносимым.
Знаешь, шепнула она, нам обоим пора отдохнуть друг от друга.
О чём ты? спросил он, резко обернувшись.
Аграфена уже вышла из комнаты, за её спиной хлопнула дверь спальни, и послышался скрежет выдвигающихся ящиков комода.
Собирает вещи? пробежало в голове. Да ладно, это же Аграфена! Куда она делась?
Уверенный, что женский гнев мимолётен, он вернулся к газете. «Скоро успокоится», подумал он, погрузившись в статью о повышении пенсионного возраста.
Через полчаса, когда в спальне стихла суета, он ощутил, что буря прошла. Но в прихожей раздался стук каблуков и звон ключей. Геннадий поднял глаза от газеты и увидел жену с небольшим чемоданом.
Куда ты собралась? спросил он, голос дрожал.
К Людмиле, коротко ответила Аграфена. Останусь у неё пару дней, может, и дольше. Пока не знаю.
Хватит врать, отложил он газету и встал. Подумаешь, поссорились. С кем не бывает?
Дело не в ссоре, Гена, вздохнула она. Я просто устала. От рутины, от того, что мы живём как соседи по квартире, а не как муж и жена.
Какие соседи? попытался отшутиться он. Мы же спим в одной постели!
И это всё, что осталось, горько улыбнулась она. Спать рядом, но не разговаривать перед сном.
Геннадий растерялся. Он почти не помнил эту женщину спокойную, решительную, способную сказать правду без крика и слёз.
Давай сядем, поговорим, сделал он шаг к ней. Всё обсудим.
Нет, Гена, покачала она головой. Сначала мне нужно побыть одной, разобраться в себе, а потом уже решать, что дальше.
Что значит «что дальше»? в его голосе прозвучала паника. Мы же муж и жена! У нас дочь, внучка
Которых ты почти не видишь, потому что вечно занят, мягко напомнила она. А я больше не хочу тянуть всё на себе.
Он впервые заметил, как опустились её плечи, как поникла её голова. В этот миг страх схватил его.
Аграфена, не уходи, почти умолял он. Давай поговорим. Я всё понял, обещаю уделять тебе и семье больше внимания.
Нет, Гена, она отвергла. Ты сейчас лишь боишься, поэтому говоришь такие слова. Через неделю всё вернётся на круги своя, а мне нужно время.
Она закрыла за собой дверь. Геннадий остался в прихожей, будто в оцепенении. Впервые за годы жена просто ушла, без криков, без угроз, без обещаний вернуться к ужину.
Он подошёл к окну и увидел, как она садится в такси, не оборачивается, просто закрывает дверь машины, и она уезжает в неизвестность.
Вернётся? думал он, отводя взгляд от окна. Куда она денется? Мы ведь всю жизнь вместе.
Но в душе проснулись тревоги. Аграфена выглядела слишком спокойно, слишком решительно.
Вечер тянулся бесконечно. Он включил телевизор, но мысли всё возвращались к утреннему разговору. Был ли он действительно так невнимателен? Когда они в последний раз выбирались куданибудь вместе, разговаривая о душевных вещах?
Ужин в одиночестве оказался невыносимо пустым. Геннадий сварил себе макароны, без аппетита накормил себя, а затем набрал номер жены. Длинный гудок, и наконец её голос:
Да, Гена.
Как ты? спросил он, стараясь звучать естественно.
Нормально, коротко ответила она. У Людмилы уютно.
Может, всё-таки вернёшься? осторожно спросил он. Поговорим спокойно, без криков…
Нет, твёрдо сказала она. Мне нужно время, я же сказала.
Сколько? в его голосе прозвучало раздражение. Неделя? Месяц?
Не знаю, Гена, вздохнула она. Пока не пойму, чего я действительно хочу.
А чего ты хочешь? не выдержал он. Чтобы я ползал к тебе на колени?
Видишь, в её голосе прозвучала усталость. Ты снова всё сводишь к требованиям. Я не прошу, чтобы ты ползал, я хочу понять, осталось ли между нами чтото, кроме привычки жить вместе.
Он хотел возразить, но слова не пришли. На том конце провода раздались короткие гудки она повесила трубку.
Ночь прошла тревожно. Большая кровать казалась чужой без привычного тепла рядом. Он ворочался, взбивал подушку, но сон не приходил. В голове крутились отрывки воспоминаний: первая встреча на институтском вечере, скромная свадьба, рождение дочери Когда всё начало меняться? Когда они превратились в двух незнакомцев под одной крышей
