Всю жизнь я обманывала мужа, убеждая его, что ребёнок его, а когда правда вырвалась наружу, я была поражена его реакцией.

Ты уверена, что идёшь правильным путём? дрожала голосом моя мать, пытаясь скрыть тревогу. Между её бровей пробежала морщинка сомнения.

Какой у меня тогда выбор? подняла подбородок, заставляя голос звучать увереннее, чем я чувствовала.

Татьяна лишь сжала губы. На её лице отразилось выражение, которое я видела лишь один раз на похоронах отца: смесь бессилия и древнего страха. Она уже поняла, что меня не отговорить.

Тем ночью, впервые за долгое время, я спала без кошмаров. Миша лежал рядом, ровное дыхание успокаивало меня. Я изучала его черты: резко очерченные скулы, решительный подбородок, едва заметную линию между бровями. Мы были вместе всего три недели, а он уже стал моим убежищем. Положив руку на живот, я ощущала, как под кожей формируется новая жизнь жизнь, которая не принадлежит ему. Тот, кто подарил мне эту беременность, исчез, оставив лишь воспоминания.

Миша во сне вздохнул, и его губы изогнулись в лёгкую, доверчивую улыбку. Эта улыбка закрепила моё решение. Я останусь молчать.

Я не скажу ему, что ночь, через две недели после нашей встречи, не могла привести к этому. Что ребёнок часть другой истории. Я стану идеальной женой, построю безупречную семью, зарыв ложь под сотню искренних моментов.

Папа, смотри! Игорь мчался по комнате с игрушечным мечом, представляя себя рыцарем. Я победил злого дракона!

Миша отложил газету и торжественно поклонился сыну.

Ваше Величество, вы самый смелый рыцарь королевства.

Игорь рассмеялся и бросился к отцу. Я стояла в дверях с подносом горячего какао, наблюдая, как Миша поднимает мальчика и крутит его в воздухе. Наш сын. На мгновение я задохнулась. Семь лет двойной жизни: снаружи счастливая жена и мать; внутри хранительница секрета, способного разрушить всё, что мы построили.

Почему ты просто стоишь? спросил Миша, и в его глазах вспыхнуло чтото. Беспокойство? Подозрение? Какао остывает.

Я заставила улыбнуться и подошла. Игорь схватил чашку, оставив шоколадный «усы» на верхней губе.

Кому он больше похож? внезапно спросил Миша, глядя на сына с такой гордостью, что моё сердце сжалось.

На тебя, конечно, соврала я, уклоняясь от его взгляда. Особенно глаза.

Миша кивнул, задумчиво поглаживая Игоря, чьи волосы были чёрными, как вороново крыло, и напоминали настоящего отца.

Можно ещё какао? попросил Игорь, протягивая пустую чашку.

Только если сразу почистишь зубы, ответила я, поглаживая его щёку, переполненная любовью к этому крохотному человеку.

Миша обнял меня, и тяжесть его близости стала невыносимой, будто каждое прикосновение было безмолвным упрёком, который я заслуживала, но он никогда не произнёс.

Ты в порядке? прошептал он.

Просто тяжёлый день, сказала я, нежно касаясь его щеки. Кто-нибудь говорил тебе, что ты лучший муж на свете?

Он кивнул с лёгкой улыбкой, но в его глазах я увидела чтото, заставившее кожу ползти. Казалось, он видел всё: каждую ложь, каждый страх, каждую слёзу, которую я глотала. И всё же он смотрел на меня, как на драгоценный камень, попавший в его руки случайно. Я отвернулась, чтобы он не увидел, как дрожат мои руки, когда я наливаю какао. Как долго я смогу нести эту ношу? Как долго фасад идеальной семьи, построенный на единственной, но столь разрушительной лжи, продержится?

Годы пролетели. Игорю исполнилось двадцать. Я смотрела на него высокий, с ямочками на щеках, когда он улыбается, и не могла поверить, что этот юноша когдато был крохой в моих руках.

Мы готовились к его дню рождения. Я мариновала шашлыки, когда Миша вошёл с ветхим фотоальбомом.

Смотри, что я нашёл в шкафу, сказал он, ставя альбом на стол и стряхивая пыль. Я давно не открывал его.

Я замерла, чувствуя, как холод пробегает по спине. Этот альбом был хроникой нашей жизни и реальной, и вымышленной. На страницах были наши первые фотографии до рождения Игоря, где я заставляла себя улыбаться, полную надежд и страха. Миша листал их, смеясь над причёсками девяностих годов. Я вытерла руки и села рядом, пытаясь дышать нормально.

Помнишь, как ты нервничала перед родами? указал он на снимок меня в конце беременности, держась за его плечо, лицо чистый ужас.

Как могу забыть, ответила, заставляя улыбнуться. Я была уверена, что не выживу.

Он обнял меня и поцеловал в лоб.

Но я знал, что ты справишься. Ты всегда сильнее, чем думаешь.

Эти слова ударили, как гром. Сильна? Я, женщина, двадцать лет живущая под тяжестью лжи, каждый день стоящая перед мужем и сыном, не сказав правду?

Не переигрывай, прошептала я, отодвигаясь к разделочной доске. Я просто сделала то, что должна была.

Как и все мы, сказал Миша философски, продолжая листать альбом.

Я наблюдала за ним краем глаза, задаваясь, что он думает, глядя на фотографии Игоря. Замечает ли он чужие черты, мелкие несоответствия? Спрашивает ли он себя, не задавая вопросов вслух?

Вот наш именинник! воскликнул он, показывая фото двухлетнего Игоря, покрытого шоколадом. Он всегда вляпывался!

Внутри меня треснула тонкая лёд под тяжестью правды. Я тащила эту ношу двадцать лет, как пленница в цепях. Она измельчила моё сердце в пыль, высосала силы и превратила радость в представление.

Я больше не могла это выносить.

В тот вечер, когда Игорь ушёл с друзьями, я стояла перед зеркалом в ванной долго, глядя на лицо, которое казалось чужим тени под глазами, горькая линия на губах. Лицо лгуна.

Миша сидел в гостиной, поглощённый телефоном. Он поднял взгляд, когда заметил меня, и на мгновение я подумала, что он знает всё. Знал давно.

Миша, мой голос