Мам, почему ты молчишь? Анна стоит у кухонного окна, наблюдая, как мать медленно перебирает гречку. Злата уже тысячу раз извинялась. Сколько ещё держать обиду?
Галина Петровна не отрывает глаз от крупы. Пальцы точно отделяют крупные зерна от мусора, будто это её единственная задача.
Извинялась? её голос ровный, без эмоций. А где ты была, когда мне было плохо? Где твоя дорогая Злата, когда я лежала в больнице?
Анна тяжело вздыхает. Полтора года они с матерью спорят изза младшей сестры, и каждый раз Галина Петровна превращается в холодный лёд.
Мам, она ведь объясняла. У неё тогда Маша болела, температура под сорок. Как могла она бросить ребёнка?
Не могла, парирует мать. А когда ей нужны были деньги на квартиру, тогда она успела появиться. Тогда и работа, и Маша не мешали.
Анна садится напротив. В свои пятьдесят три года она устала быть посредником между матерью и сестрой, ей тяжело выдержать эту бесконечную драму.
Мам, послушай. Злата действительно переживает, она каждый день плачет. У неё тогда не было выбора.
Выбор всегда есть, отрезает Галина Петровна. Можно было хотя бы позвонить, спросить, как дела. А она? Пропала, как в воду канула.
Анна вспоминает тот кошмарный период. Мать попала в реанимацию от инфаркта ровно тогда, когда Злата возилась с больным ребёнком. Маша тогда была три года, температура держалась неделю, врачи подозревали менингит.
И ещё спешка с квартирой. Злата и муж копили пять лет, вдруг появился выгодный вариант, но решать надо было срочно. Галина Петровна согласилась помочь деньгами, но тогда случился приступ.
Знаешь, что меня больше всего бе́зит? продолжает мать, не отрываясь от гречки. Не то, что она не приехала, а то, что даже не попыталась позвонить, спросить, жива я или нет.
Мам, она же боялась
Чего боялась? Что я скажу всё, что думаю? Я готова говорить сейчас. Пятьдесят лет я её растила, отдавая себя полностью. А когда стало плохо, оказалось, что я никому не нужна.
Голос Галины дрожит, в её глазах блеск слёз. Это не просто обида, а глубокая рана предательства.
Мам, ты же знаешь, как Злата тебя любит. Помнишь, как она ухаживала за тобой, когда нога болела? Каждый день приезжала, продукты носила, уборку делала.
Помню, кивает Галина Петровна. И поэтому ещё больнее. Думала, что могу на неё положиться. А оказалось нет.
В этот момент телефон звонит. Анна смотрит на экран, видит имя сестры.
Это Злата. Может, поговоришь с ней?
Нет, твёрдо отвечает мать. И не проси. Мне нечего сказать.
Анна берёт трубку, выходит в коридор.
Как дела? Выяснилось чтото? тревожно слышит Злата.
Она всё ещё не хочет разговаривать, шепчет Анна. Не знаю, что делать.
Аня, скажи ей, что готова ползать на коленях, лишь бы она простила. Я не могу так жить. Маша постоянно спрашивает, почему бабушка на нас сердится.
Как ты ей объясняешь?
Говорю, что бабушка болеет. Как объяснить трёхлетней Маше, что такое обида? Помоги, я схожу с ума от молчания.
Анна слышит звон посуды из кухни, где мать моет крупу.
Злата, а ты не думала просто приехать? Без звонков, без предупреждений. Просто появиться и поговорить лицом к лицу?
Боюсь, что меня не пустят, отвечает Злата. Или дверь не откроют.
Тогда стой у двери, пока не откроют. Мам нужен не разговор, а действие. Нужно увидеть, что ты готова бороться за отношения.
Тишина в трубке.
Ты права, наконец говорит Злата. Приеду завтра с утра.
Приготовься, будет тяжело. Она накопила горечь.
Анна возвращается на кухню. Мать уже ставит кастрюлю с гречкой на плиту и режет лук для котлет.
Это Злата звонила? спрашивает она, не оборачиваясь.
Да, завтра приедет.
Нож в руке замирает.
Не стоит. Пусть не приезжает.
Мам, а может, всё же выслушаем? Мы же семья. Разве ссора важнее родных?
Галина Петровна резко оборачивается, в глазах пылает гнев.
Какая ссора? Ты понимаешь, о чём говоришь? Я чуть не умерла! Лежала в реанимации, думала, что больше никого не увижу. И всё время думала, почему Злата не звонит. Может, с Машей чтото случилось?
Мать вытирает руки полотенцем и садится за стол.
Я просила медсестру каждый день звонить тебе, узнать, всё ли у Златы в порядке. А она спокойно занималась делами, зная, что я в больнице, и молчала.
Мам, она не знала, насколько всё серьёзно. Ты сама сказала мне не пугать её раньше.
Сказала. Но когда стало плохо, когда врачи не обещали ничего хорошего, я просила тебя позвонить. А что услышала? «Мама, сейчас не могу приехать, у нас проблемы».
Анна вспоминает тот разговор, как тяжело было выбирать между просьбой матери и объяснениями сестры. Злата тогда металась между больницей, где лежала Маша, и нотариусом, который оформлял квартиру.
Мам, попробуй понять. У Златы тогда рушился мир. Ребёнка чуть не потеряла, квартиру могла не получить. Она была на грани нервного срыва.
А у меня что? Мир не рушился? горько усмехается Галина Петровна. Лежу, сердце колотится, а думаю только об одном: увидеть дочерей ещё раз.
Ты же видела, я каждый день приезжала.
Да, ты приезжала. И я благодарна. Но почему одна дочь может найти время для больной матери, а другая нет?
Анна не знает, что ответить. Внутри она понимает, что мать права. Полтора года назад ей тоже было обидно на Злату, но время смягчило чувства, а боль мамы только усилилась.
Знаешь, что я поняла за эти месяцы? продолжает Галина Петровна. Что для Златы я важна лишь тогда, когда ей чтото нужно. А когда нужна я, её рядом нет.
