Мам, ты почему молчишь? я, Алена, стояла у окна кухни, глядела, как мама медленно перебирает гречку. Аглая уже сто раз извинялась. Сколько ещё держать обиду?
Елена Петровна не подняла глаз. Пальцами она отделяла крупинки от мусора, будто бы это самая важная работа.
Извинялась, говоришь? её голос был ровным, без эмоций. А где ты была, когда мне было плохо? Где была твоя дорогая Аглая, когда я лежала в реанимации?
Я тяжело вдохнула. Всё это тянулось полтора года, а каждый разговор о младшей сестре превращал маму в ледяную глыбу.
Мам, она же объясняла. У неё тогда Агафья болела, температура почти сорок. Как могла оставить ребёнка?
Не могла, сухо отозвалась Елена Петровна. А когда ей нужны были деньги на квартиру, тогда она уже мчалась к нам. Тогда и работа, и Агафья не мешали.
Я села напротив неё. В свои пятьдесят три года я уже устала от этой бесконечной семейной драмы. Быть посредником между мамой и сестрой стало невыносимо.
Мам, послушай. Аглая действительно переживает, она плачет каждый день. У неё тогда не было выбора.
Выбор всегда есть, отрезала мама. Можно было хотя бы позвонить, спросить, как дела. А она? Пропала, как в воду канула.
Я вспомнила тот ужасный период. Мама попала в больницу с инфарктом, когда Аглая возилась с больным ребёнком у врача. Агафье тогда было лишь три года, температура держалась неделю, врачи подозревали менингит.
А потом была спешка с квартирой. Аглая и муж копили пять лет, и вдруг появился выгодный вариант, но решать нужно было быстро. Елена Петровна согласилась дать деньги, но потом случился приступ.
Знаешь, что меня бесит? продолжала мама, не отрываясь от гречки. Не то, что она не приехала, а то, что даже не позвонила спросить, живу я или нет.
Мам, она же боялась
Чего боялась? Что я скажу всё, что думаю? Я готова сейчас сказать. Пятьдесят лет я её воспитывала, отдавала себя полностью. А когда стало плохо, оказалось, что я никому не нужна.
Голос мамы задрожал, и в её глазах блеснули слёзы. Это была не просто обида, а глубокая рана предательства.
Мам, ты же знаешь, как Аглая тебя любит. Помнишь, как она ухаживала за тобой, когда нога болела? Каждый день приезжала, продукты несла, дом убирала?
Помню, кивнула Елена Петровна. И поэтому темнее. Думала, что могу на неё положиться. А оказалось нет.
В этот момент зазвонил телефон. На экране высветилось имя сестры.
Это Аглая. Может, поговоришь с ней?
Нет, твёрдо сказала мама. И не проси. Мне нечего сказать.
Я ответила и вышла в коридор.
Как дела? Чтото выяснилось? в голосе сестры звучал волнение.
Аглая всё ещё не хочет разговаривать. Я не знаю, что делать.
Аня, скажи ей, что готова на коленях ползать, лишь бы она простила. Я больше не могу так жить. Агафья всё спрашивает, почему бабушка на нас сердится.
Как ты ей объясняешь?
Говорю, что бабушка болеет. Как объяснить трёхлетней Агафье, что такое обида? Я схожу с ума от этого молчания.
Я посмотрела на кухню, откуда доносился звон посуды. Мама, видимо, продолжала мыть крупу.
Аглая, а ты думала просто приехать? Без звонков, без предупреждений. Приходи и поговори в лицо.
Боюсь, что меня не пустят. Или дверь не откроют.
Тогда стой у двери, пока не откроют. Мамка ждёт от тебя не слов, а действий. Ей надо увидеть, что ты готова бороться за отношения.
Тишина повисла в трубке.
Ты права, наконец сказала Аглая. Завтра приеду, с самого утра.
Приготовься, будет тяжело. Она накопила кучу горечи.
Я вернулась к маме. Она уже ставила кастрюлю с гречкой на плиту и нарезала лук для котлет.
Это Аглая звонила? спросила она, не оборачиваясь.
Да. Завтра хочет приехать.
Нож замер в её руке.
Не надо. Пусть не приезжает.
Мам, а может, стоит выслушать? Мы же семья. Разве ссора важнее родных?
Елена Петровна резко повернулась, в глазах вспыхнул гнев.
Какая ссора? Ты понимаешь, о чём говоришь? Я чуть не умерла тогда! Лежала в реанимации, думала, что больше никого не увижу. И всё думала, почему Аглая не звонит? Может, с ней и с Агафьей чтото случилось?
Мама вытерла руки о полотенце и села за стол.
Я просила медсестру каждый день звонить тебе, узнавать, всё ли у тебя в порядке. А она спокойно занималась своими делами, зная, что я в больнице, и молчала.
Мам, она же не знала, что всё так серьёзно. Ты сама сказала не пугать её заранее.
Сказала. Но когда стало плохо, когда врачи не обещали ничего хорошего, я просила тебя позвонить ей. А я услышала: «Мам, сейчас не могу приехать, у нас проблемы».
Я помнила тот разговор, как будто он был вчера. Как тяжело было выбирать между просьбой мамы и объяснениями сестры. Аглая металась между больницей, где лежала Агафья, и нотариусом, который оформлял документы на квартиру.
Мам, попробуй понять. У Аглая тогда рушился мир. Ребёнка почти потеряла, квартиру могла не получить. Она была на грани нервного срыва.
А у меня что, мир не рушился? горько усмехнулась Елена Петровна. Лежу, сердце колотится, а в голове только одно увидеть дочерей ещё раз.
Но ты же видела, я каждый день приезжала.
Да, приезжала. И я благодарна. Но почему одна дочь может найти время для больной мамы, а другая нет?
Я не знала, что ответить. Внутри я понимала, что мама права. Полтора года назад я тоже обижалась на Аглаю, считала её эгоистичной. Но время притупило чувство, а у мамы боль лишь усилилась.
