На свой пятидесятый юбилей я надела алое платье в расчёте на комплименты — но колкое замечание мужа заставило меня едва не расплакаться.

Пятьдесят. Казалось бы, просто цифра, но для меня — целый рубеж, этап, к которому я шла с лёгким трепетом. Хотелось встретить его достойно, с гордо поднятой головой и лёгкостью в сердце.

Я тщательно готовилась: продумала всё до мелочей. И наряд выбрала особенный — облегающее красное платье. Такое не надевала лет десять. Смелое, яркое, как напоминание себе: я ещё не готова растворяться в серой толпе только потому, что возраст в паспорте подсказывает «пора бы и успокоиться».

Глядя в зеркало перед выходом к гостям, я едва сдержала улыбку. В отражении стояла настоящая я — живая, уверенная, красивая.

Дом уже был полон родных и друзей. Смех, разговоры, звон бокалов. Муж, Виктор, стоял у стола с закусками, оживлённо беседуя с другом.

Я вошла, ожидая увидеть в его глазах восхищение, надеясь, что он подойдёт, обнимет и скажет: «Ты сегодня — огонь!» Но вместо этого он скривился и громко, на всю комнату, процедил:

— Ну и нарядилась! Прям как молодуха!

В воздухе повисла неловкая пауза, кто-то сдавленно хихикнул. Я почувствовала, как кровь ударила в лицо. Его друг закашлялся, явно смутившись.

Я натянуто улыбнулась и отошла, делая вид, что не заметила подколки. Но внутри будто что-то сломалось.

Весь вечер эти слова крутились в голове. Может, правда? Может, я выгляжу нелепо? Может, пора забыть про яркие наряды и слиться с интерьером, как положено «солидной даме»?

Не выдержав, я сбежала на кухню перевести дух. Вскоре за мной зашла подруга Ирина. Сразу поняла, что что-то не так.

— Что случилось? — спросила она шёпотом.

Я лишь покачала головой, боясь, что голос дрогнет.

— Это Виктор, да? — догадалась Ирина, скрестив руки.

Я кивнула.

— Он сказал, будто я перестаралась с нарядом… — прошептала я.

Ирина вспыхнула:

— Да он просто дуб неотёсанный! Ты выглядишь восхитительно. И не дай ему внушить тебе обратное!

Её слова согрели, но боль от слов мужа никуда не делась.

Когда гости разошлись и в доме воцарилась тишина, я села на диван, чувствуя себя выжатой эмоционально.

Виктор зашёл в гостиную, уткнувшись в телефон.

— С днюхой, — бросил он небрежно.

Я взглянула на него с дрожью в голосе:

— Почему ты так про платье?..

Он оторвался от экрана, удивлённо хмыкнув:

— О чём ты? Я просто пошутил. Ты всё слишком серьёзно воспринимаешь.

— Это была не шутка, — голос дрогнул. — Ты унизил меня перед всеми. В мой день.

Он вздохнул, почесал затылок:

— Ну что ты, Наташа. Я же не со зла. Ты просто слишком мнительная.

Вот он, его коронный ответ. Обидно? «Сама виновата, слишком тонко шкура». Но в этот раз что-то щёлкнуло внутри.

— Я старалась сделать этот день особенным, — проговорила я тихо. — А ты перечеркнул всё одной фразой. Тебе вообще важно, что я чувствую?

Виктор пожал плечами:

— Раздуваешь из мухи слона. Просто неудачная шутка.

— Шутка, которая показала, как мало я для тебя значу, — вставая, сказала я. — Я заслуживаю большего, Виктор.

Не дожидаясь ответа, поднялась в спальню, сняла платье и аккуратно повесила в шкаф.

Стоя перед зеркалом, я вдруг осознала: дело не в платье. Дело в том, что человек, который должен был быть моей опорой, давно перестал видеть во мне женщину.

Утром я села напротив него за стол и выложила всё, что копилось годами. Про обидные «шутки». Про одиночество в семье.

— Я не хочу доживать свои дни, чувствуя себя мебелью, — твёрдо сказала я. — Если ты не можешь быть моим союзником — у нас нет будущего.

Впервые за долгое время он действительно слушал. Может, тон мой подействовал, может, слёзы… но в его глазах мелькнуло что-то похожее на осознание.

— Я не думал, что тебя так задевает… — пробормотал он. — Прости. Я попробую измениться.

Сможет ли? Не знаю.

Но я твёрдо решила: больше не позволю никому гасить свой свет.

Пятьдесят — не конец. Это старт новой жизни. Где я буду собой — без оглядки, без страха, без ненужных извинений.