Злата сидела за старым дубовым столом в гостиной, в руках держала карманные часы мужа. Они были тяжёлые, со стираным серебряным корпусом и треснувшим стеклом; стрелки застряли на половине шестого время, которое ничего не значило, а может, и слишком многое. Она крутала их пальцами, будто могла вернуть ход часов.
Что ты скрываешь, Гриша? прошептала Злата, глядя на циферблат. Ты всегда носил их, даже когда они уже не работали. Почему?
Григорий умер три месяца назад от внезапного сердечного приступа. Ей было тридцать два, ему тридцать пять. Они только начинали планировать будущее: детей, путешествия, маленький садик за домом. Но время остановилось, как и эти часы.
Злата вздохнула и отложила их. Каждый свитер, каждая книга мужа возвращали её к нему. Часы оставались последней загадкой. Гриша никогда не говорил, откуда они, лишь повторял: «Это важно, Леночка». И всё.
Она подошла к окну. Их дом в Подмосковье утопал в золотой осенней листве. Дети соседей гоняли мяч, гдето лаяла собака. Жизнь шла своим чередом, а для Златы всё будто застыло.
Хватит, сказала она себе. Нужно жить дальше, хотя бы ради него.
Злата не была из тех, кто сдаётся без боя. До замужества работала флористом в московском салоне, собирала букеты, от которых у людей появлялась улыбка. Гриша часто шутил, что она «укрощает цветы». Он был инженером, молчаливым, но с добрыми глазами. Они встретились случайно: Злата уронила горшок с гиацинтом у входа в кафе, а Гриша, проходя мимо, помог собрать осколки.
Не переживай, цветок выживет, сказал он, улыбаясь. А ты, похоже, в шоке.
Это мой лучший горшок! возмутилась она, но сразу же рассмеялась. Его спокойствие заразило её.
Так началась их история. Через год они поженились, купили дачу в Подмосковье, завели кота по кличке Топот. Мечтали о ребёнке. Полтора года назад Злата потеряла малыша на пятом месяце. Гриша держал её за руку, молчал, но его молчание громче любых слов. О боли они не говорили, просто продолжали жить. А теперь его уже нет.
Часы лежали на столе, напоминая о недосказанном. Злата взяла их и пошла к двери. В Москве был старый часовщик, о котором Гриша однажды упомянул. Может, он знает, что с ними не так.
Мастерская часовщика находилась в узком переулке. На вывеске читалось: «Часы и время. Ремонт». За прилавком сидел седой мужчина с густыми бровями и доброй улыбкой Семён Павлович.
Добрый день, сказала Злата, положив часы на прилавок. Они не идут. Можете починить?
Семён Павлович надел очки и внимательно осмотрел их.
Хм, старинная вещица, пробормотал он. Немецкие, начало двадцатого века. Где вы их взяли?
Это мужа. Он их очень ценил.
Старик кивнул, будто понял больше, чем она сказала. Он открыл заднюю крышку и нашёл внутри сложенный листок бумаги.
Похоже, письмо, сказал он, вытаскивая пожелтевший листок.
Злата замерла.
Письмо? Какое письмо?
Не знаю, пожал плечами Семён Павлович. Но часы не идут изза ржавчины. Починить можно, но понадобится пару дней. А вот письмо ваше.
Она взяла листок дрожащими руками, но не решилась развернуть.
Спасибо, прошептала она. Я зайду за часами позже.
Дома Злата долго сидела с письмом в руках. Топот терся о её ноги, но она не замечала его. Наконец, глубоко вдохнув, она раскрыла листок. Почерк был Гришин, аккуратный, слегка наклонённый.
«Моему малышу, которого я никогда не увижу. Прости, что не смог тебя защитить. Я обещал твоей маме, что мы будем семьёй, но жизнь решила иначе. Знаешь, я всегда хотел посадить для тебя дерево клен, как у деда. Дерево жизнь, которая продолжается. Если ты читаешь это, значит, я не успел. Но мама сделает это за меня. Она сильная, моя Злата. Береги её, хорошо? Твой папа, Гриша».
Слёзы текли по щекам Златы. Она прижала письмо к груди, будто могла обнять Гришу через эти строки. Он написал это после их потери, но не показал ей. Почему? Чтобы не ранить её ещё сильнее? Или чтобы оставить надежду?
Ты всегда всё делала посвоему, прошептала она, улыбаясь сквозь слёзы. Хорошо, я посажу твой клен.
На следующий день Злата поехала в садовопитомник. Выбрав молодой клен с яркозелёными листьями, она встретилась с продавщицей по имени Вера, пожилой женщиной с добрыми глазами.
Для кого дерево? спросила Вера, заворачивая корни в мешок.
Для сына, ответила Злата тихо. И для мужа.
Вера улыбнулась.
Хорошее дело, дочка. Дерево память. Мой муж тоже любил клены. Каждую весну сажал по одному, пока мог. Теперь я за ними ухаживаю.
А он где теперь? спросила Злата.
Ушёл пять лет назад. Но я вижу его в каждом листе, ответила Вера. Сажай, не бойся. Оно приживётся.
Злата вернулась домой, взяла лопату и начала копать ямку в саду. Топот сидел на крыльце, наблюдая. Земля была твёрдая, но она не сдавалась, представляя, как Гриша улыбается, глядя на её работу.
Когда яма была готова, услышала голос за забором:
Эй, соседка, что за стройка?
Это была Надежда, соседка через дорогу, женщина за пятьдесят, известная своими пирогами и советами.
Дерево сажаю, ответила Злата, вытирая пот со лба.
Одна? Давай помогу! крикнула Надежда, уже подходя к калитке. А то ещё упадёшь. Для кого клен?
Злата рассказала о письме и о Грише. Надежда слушала, качая головой.
Был мужик, молчаливый, а оставил такое. З
