Помню, как тогда я, Светлана, стояла у окна кухни в маленькой квартире на Тверском переулке в Москве и слышала, как Кирилл, в потёртых спортивных штанах и ветхой футболке, наполнял стакан из кувшина с фильтрованной водой, почти не замечая меня. Я медленно потягивала утренний кофе, пока солнечные лучи игриво танцевали на скатерти, но мысли мои были гдето далеко, в голове отзвуки постоянных просьб.

Я твоя жена, а не служанка! воскликнула я, когда услышала, как он вновь просит меня сходить к маме. Если твоей маме нужна помощь, иди сам, а не я. У тебя же выходной, не так ли?

Света, послушай. попытался он. Маме нужна помощь: помыть балконные окна, а ещё купить продукты на неделю, список довольно длинный. Ты сможешь сегодня?

Это был не первый раз, когда я слышала такие требования. Всё начиналось с безобидных поручений: «Вася, передай маме хлеб», «Подойди за таблеткой». Затем превратилось в постоянные поездки по всей Москве с тяжёлыми сумками, тщательные уборки в квартире Анны Львовны, мелкий ремонт, который, по её словам, «могут выполнить только молодые и подвижные». А Кирилл почти никогда не появлялся у её двери, находя оправдания: «у меня дела», «я устал», «мне не хочется». «Тогда ты свободен», говорил он, а я вздыхала и шла сама, таща мешки, стирая, чиня, терпеливо выслушивая жалобы тещи о здоровье, ценах, соседях и о том, как «бедному Кирюше достаётся всё худшее».

Кирилл, сказал я спокойно, но с твёрдостью в голосе, заставившей его обернуться. Я уже говорила: я твоя жена, а не помощница мамы, и уж точно не бесплатная горничная. Если Анна Львовна нуждается в помощи, особенно в такой серьёзной работе, почему бы тебе самому не пойти? У тебя же сегодня выходной, не забыл?

Кирилл моргнул, смущённый. Обычно такие разговоры заканчивались тем, что я, после небольших уговоров, соглашалась.

Я думал, что запинался он, хмурясь. Это же не сложно! Женская работа мыть окна, покупать продукты Ты же лучше меня справишься.

Я усмехнулась, предчувствуя бурю.

«Женская работа»? повторила я с сарказмом. Так теперь переносить пятикилограммовые мешки картошки и стоять на седьмом этаже, стирая грязные окна, исключительно женская обязанность? А ты будешь отдыхать дома, экономя силы, чтобы вечером удобно расположиться на диване?

Комната нагрелась от напряжения. Кирилл резко поставил стакан на стол, лицо его покраснело.

Что ты опять начинаешь? Я просто спросил! Ты же знаешь, мама одна, ей тяжело! Вместо помощи истерика!

Истерика? подняла я бровь. Так моё нежелание быть рабыней считается истерикой? Слушай внимательно.

Что ещё?

Я твоя жена, а не бегунья! Если твоей маме нужна помощь, иди сам!

Что это имеет ко мне отношение? Я же сказал

Она твоя мать. И если ей действительно тяжело, твой долг как сына помочь. А ты считаешь, что сын должен возложить всё на жену? Кстати, я не прошу тебя помогать моей маме. Её проблемы мои, и я справляюсь сама. Так что, дорогой, возьми список, тряпку, ведро и иди к маме. Если хочешь, можешь взять мои перчатки. Я займусь своими делами. Больше никаких «прошений» не будет. Понял?

Кирилл посмотрел на меня, будто я пришла с чужой планеты. Обычный порядок рушился. Я обычно уступала, но теперь холодно, решительно, без вариантов.

Ты понимаешь, что говоришь?! Это неуважение к старшим! К моей маме! поднял он голос, шагнув вперёд.

Нет, Кирилл. Это самоуважение. Базовое самоуважение. Если ты этого не понимаешь это твоя проблема.

Я встала, прошлась вокруг стола и вышла из кухни, оставив его одиноким среди солнечных пятен и разбитого комфорта, с мыслью, что мир уже не так удобен.

Он последовал за мной в гостиную, где я намеренно села с книгой. Он остановился в дверях, сжав кулаки, лицо его пылало гневом.

Ты просто отказалась? шипел он. Отказываешься слушать мои просьбы? Мою маму? Это нормально для жены?

Я медленно отложила книгу.

И ты считаешь нормальным, Кирилл, перекладывать сыновьи обязанности на жену? спросила я без подъёма голоса. Ты говоришь о своей маме, но забываешь, что она твоя. У неё есть сын взрослый, здоровый, со свободным днём. Почему он посылает жену, а сам остаётся на диване?

Потому что раньше никто не возражал! почти крикнул он, шагнув в комнату. Ты всегда помогала, и всё было в порядке! Что изменилось? Ты теперь считаешь себя королевой?

Что изменилось, так это то, что я больше не могу. ответила я спокойно, без гнева, лишь с глубокой усталостью, накопленной годами. Я устала быть удобным помощником для вас обоих, а не полноценным человеком. Усталой от того, что никто не учитывает моё время, силы, желания. Ты говоришь: «Ты всегда соглашалась». А задумывался ли ты, сколько это стоило мне? Сколько раз я отказывала себе, своему отдыху, даже здоровью, лишь бы угодить тебе и твоей маме?

Он фырнул, отмахнувшись, как от назойливой мухи.

О, опять жертвы! Настоящий мученик! Никто тебя не принуждал. Ты сама согласилась, значит, тебе было удобно!

Я шла на мир в семье, горько сказала я. Надеясь, ты оценишь это, почувствуешь, как я стараюсь. Но ты принял всё как должное, будто я обязана обслуживать всех твоих родственников. И знаешь, что интересно? Моя мама ни разу не просила тебя прийти к ней за окнами или в огород. Она понимает, что у нас своя жизнь. А твоя мама, вместе с тобой, считает меня бесплатным ресурсом, которым можно пользоваться по требованию.

Не сравнивай их! резко сказал он, лицо искажённое гневом. Моя мама всегда старалась для нас! А теперь, когда она просит помощи, ты так реагируешь? Это просто эгоизм!

И кто будет думать обо мне, если не я? посмотрела я ему в глаза, без страха и вины, лишь с уверенностью и решимостью. Ты