Больница в Москве, палата 3. Алла, чей срок уже почти исчерпан, лежит в кровати, будто её тело сломанный механизм, внезапно переставший работать. Она ощущает себя как крошечный шлюпка, застрявший между водой и воздухом: нет дыхания, нет времени, лишь жгучая боль, от которой даже собственное имя кажется чужим. В полутумане сознания, где мечты переплетаются с реальностью, Алла внезапно осознаёт, что стоит на границе между жизнью и смертью.
Сквозь шум аппаратов доносится приглушённый голос, будто звучащий сквозь воду. Это её муж, Николай, который пытается прорваться сквозь шум:
Алёшка держись не уходи
Слова растягиваются, будто мир расплывается. Холодный свет ламп падает сверху, резкие тени бросают странные руки, уверенно действующие. Ктото командует:
Давление! Сердце! Быстрее!
Профессиональный, слегка поспешный голос одновременно вселяет страх и едва заметную надежду.
Алла хочет закрыть глаза и отключиться от всего от криков медсестёр и от шёпота Николая. Внутри всплывает вопрос: «Стоит ли вообще бороться?» Ответ дрожь страха, похожая на усталость. Гдето глубоко в подсознании вспыхивают смутные образы прошлого, отголоски далёких городов, тёплый голос любимого человека.
Но крик, вздох и слёзы ей не хватает сознание снова ускользает. Приходит ещё одна волна, и ей становится легче.
Она приходит в себя фрагментами: вспышки света, глухая тишина, жёсткие простыни. Алла едва понимает, где она: то будто плавает в воде, то вдруг оказывается в больничном коридоре. Мониторы ровно щёлкают, за окном серое утро медленно пробуждается. Кажется, она перемещается между мирами, ловя мимолётные мгновения настоящего.
И тогда рядом появляется девочка, хрупкая, как росток, лет шестисеми. Пестрая, нервная, её светлые глаза смотрят прямо в Аллу:
Я Аглая. Ты спишь или уже мёртва?
Нет не мёртва, выдавливает Алла сквозь боль.
Хорошо, облегчённо вздыхает ребёнок. Потому что здесь ужасно скучно.
В этих детских словах неожиданно появляется тепло, каким могут обладать лишь самые сильные дети. Аглая рассказывает о детском саде, где все злые, о маме, которой её никогда нет, и о бабушке, печёщей блины.
Алла слушает издалека. Гдето внутри просыпается знакомая боль жажда иметь собственную маленькую дочь, за которую стоило бы сражаться. Но детей у неё не было, и теперь внутри лишь пустота и горечь утраты.
Аглая берёт её за руку и шепчет:
Завтра приду. Только не умирай, ладно?
Девочка исчезает за дверью, растворяясь в свету. Алла скользит обратно в темноту, но уже с новым чувством осторожным, почти незнакомым предвкушением.
Следующий пробуждённый момент ясен: теплая пахучая вонь, воздух слегка легче. У окна стоит незнакомый мужчина, оставляющий за собой аромат свежести и тревоги.
Ты проснулась? Отлично, Алла. Я ваш лечащий врач, Юрий Анатольевич, произносит он, голосом мягким, но с профессиональным хладнокровием.
Алла понимает, что жива, но как долго? Всё тело ноет, мысли пугают.
Состояние серьёзное, но наблюдаем улучшения. Если будете бороться, всё получится, говорит он, словно сын, говорящий матери.
Алла пытается спросить о Николае, но Юрий уклоняется:
Сейчас главное заботиться о себе. Мужчины часто теряются в таком. Он ушёл давно и, откровенно говоря, его интерес к твоему состоянию был минимален.
Голова гудит от обиды, боли и слабого желания сопротивляться. Доктор берёт её за руку твердо и уверенно:
Хочешь жить сможешь преодолеть любую боль. Я помогу, но выбор только твой. Решай, за что встанешь.
Мгновение она хочет вернуться в тёмноту. Алла закрывает глаза: нет сил, нет веры, лишь томление забыть всё.
Продолжим? спрашивает Юрий.
Да, шепчет она.
Свет в палате смягчается, боль отступает на задний план. Утро приносит не только свет, но и странную пушистую надежду. Алла поворачивает голову и видит Аглаю, сидящую у окна, проводящую пальцем по стеклу невидимые круги.
Ты пришла шепчет Алла, стараясь не нарушить момент.
Конечно. Буду приходить каждый день, пока ты полностью не поправишься, отвечает ребёнок.
Между ними висит лёгкая тишина, словно вдох. Затем Аглая робко спрашивает:
У тебя есть собственные дети?
Алла молчит долго, потом отвечает:
Нет ничего не вышло. А где твоя мама?
Девочка опускает глаза:
Она меня бросила. Я живу здесь временно. Бабушка рядом, но всегда занята. Говорит, я уже взрослая, могу сама всё решить. И действительно могу но иногда хочется, чтобы ктото ждал.
Сердце Аллы сжимается. В этих словах звучат взрослая обида, боль и доверие. Она вспоминает, сколько упустила, сколько потеряла.
Аглая вдруг бросается в объятия, крепко, как умеют только дети:
Позволь стать твоей дочкой? Если хочешь, конечно.
Давай, выдыхает Алла, впервые за многие годы позволяя себе быть просто женщиной живой, реальной, без масок.
Лёгкость разливается по телу. Появляется осторожная надежда. Аглая чувствует её, поглаживает руку холодным пальчиком:
Всё будет хорошо. Ты теперь не одна.
В коридоре слышится голос медсестры: пора идти. Аглая прячет под подушку нарисованный цветок и исчезает. Алла наблюдает её уход и понимает, как сильно ждёт следующей встречи.
Следующее пробуждение прозрачно. Боль отступила в глубину. На тумбочке кувшин воды, у окна ветка сирени, скользящая по стеклу. Юрий Анатольевич входит почти сразу, улыбка усталая, но искренняя:
Алла, ты на пути к выздоровлению. Тело сопротивляется, но я восхищаюсь твоей силой.
Внутри откликается чтото, чего не слышала давно. Алла решается на шаг, который казался невозможным:
Пожалуйста, не говорите мужу о моём состоянии. Пусть думает, как хочет. И не пускайте его сюда, пока я сама не захочу.
Юрий удивлён, но кивает, понимая.
Хорошо. Ни один человек, кроме тех, кого ты назовёшь, не войдёт. При желании могу перевести тебя в отдельный блок.
Алла просит больше времени с Аглой и тишины, без упрёков и нападок. Голос дрожит, но слова идут легко, будто они звучали в её голове давно. Доктор кивает с уважением. В душе Аллы нет триумфа, лишь усталость и тихое чувство свободы. Впервые за долгие годы она ощущает, что её жизнь её выбор, её границы.
В тот же день палата меняется. Свежий ветер проникает через окно. Алла впервые позволяет себе
