30апреля, Москва
Сегодня утром, когда я складывал чистые полотенца с новым узором из васильков, телефон вибрировал. Я посмотрел четыре пропущенных звонка от Катерины, коллеги с работы. Думал, что это пустяки, но телефон снова гудел.
Игорь, ты не слышал? прорычала Катя. Ты знал, что у Антонины Петровны в субботу юбилей?
Я замер, полотенце соскользнуло из рук.
Какой юбилей? спросил я, не веря своим ушам.
Ей семьдесят пять, сказала она. Света звонила, она и Димка уже получили приглашения. Антонина разослала их всем две недели назад.
Я вспомнил, как за тридцать два года брака с Еленой я никогда не пропускал семейные торжества. И вдруг юбилей мамы жены, а меня не предупредили.
Может, они забыли? прошептал я, хотя сам не верил.
Забыла? Катя усмехнулась. Список гостей на двадцать человек, в том числе братья Игоря с женами и даже соседка с пятого этажа.
Я сел на табурет, и в голове всплыл поток воспоминаний: как я помогал Антонине после операции на желчном пузыре, отдал свои отпускные, чтобы она смогла поставить новые зубы, как приглядывал за внуками, когда у меня была командировка.
Всё изза того торта на Новый год, продолжала Катя. Ты помнишь, как купил не тот?
Торт ни при чём, возразил я. Она просто считает меня чужой.
В дверь громко хлопнула, и в кухню вошёл Игорь, вытирая дождевую воду с волос, как ребёнок. Я взглянул на морщины вокруг его глаз, на привычные черты лица, и снова ощутил себя чужаком в своей семье.
Игорь, у мамы Антонины в субботу юбилей? спросил я, стараясь держать голос ровным.
Он замер у холодильника, не оборачиваясь.
Да, чтото планируют.
Почему ты мне не сказал?
Игорь открыл холодильник и посмотрел внутрь, будто бы видит его впервые.
Мамка не хочет большой помпезы. Только ближайшие родные.
Ближайшие родные, повторил я, отзеркаливая его слова. А я к ним не причислен?
Лена, зачем начинать? сказал Игорь. Ты же знаешь маму. У неё свои причуды.
Привычки? я почувствовал, как внутри закипает. Тридцать два года я терплю её причуды! Это не причуды, а… я не мог подобрать слово, отмахнулся.
Я помогал ей после операции, когда ты был в командировке. Отдавал отпуск, чтобы она смогла поставить протезы. Приглядывал за внуками, когда Ира уехала в отпуск. Тридцать два года я стараюсь быть хорошей невесткой. И всё так?
Игорь потёр переносицу.
Лена, тебе действительно нужно всё пересчитывать? Кто кому что должен?
Я не считаю! дрожала моя голос. Я просто хочу быть частью семьи. Твоей семьи. Разве это слишком много?
Игорь глубоко вздохнул и сел.
Слушай, ты преувеличиваешь. Мамка просто хочет тихий праздник.
Тихий? На двадцать человек? каждый её слово резало меня, как нож. И даже соседка с пятого этажа приглашена!
Как ты…?
Я схватил сухое полотенце и начал безнадёжно стирать уже сухой столешницу. Тридцать два года, Игорь! Что я сделала не так? Скажи!
Игорь попытался взять меня за руку, но я оттолкнул его.
Лена, ты знаешь маму. Она всё ещё считает, что ты у неё отняла меня.
Отняла? я горько рассмеялся. Ты была двадцать пять, когда мы встретились! Не пять!
Я вспомнил свой первый визит к Антонине, как старался произвести хорошее впечатление, испёк пирог по бабушкиному рецепту. Она лишь сморщила губы и сказала: «У нас в семье так не печём».
Всю жизнь я пыталась ей угодить, продолжил я. А она всё лишь ругалась, как она говорила, что я «некорректно воспитываю Дениса» или что я «не умею готовить». И ты всегда молчал, стоял в стороне!
Что ты хочешь, чтобы я сделал? Игорь раздражённо спросил. Чтобы я с мамой поругался изза какойто вечеринки?
Не изза вечеринки! я крикнул. Изза того, как она со мной обращается! Тридцать два года ты позволяешь ей считать меня посторонкой!
Я подошёл к окну, где дождь моросил, серый и унылый, как мои мысли.
Лена, перестань драматизировать, Игорь обнял меня, но я оттолкнул его. Хочешь, я поговорю с мамой? Может, всё недоразумение?
Недоразумение? я отстранился. Если бы это был первый раз, может быть. Но теперь это уже не недоразумение, а удар в душу.
Следующие дни прошли в тумане. На работе я улыбался сквозь сжатые зубы, дома молчал. Игорь пытался уладить ситуацию, но каждое слово лишь усиливало боль.
«Ты представляешь, как она была расстроена в прошлом году изза того торта», говорил он в четверг за ужином. «Мамка думает, что ты сделала это нарочно».
«Нарочно? я поставил вилку. Я ходил в три пекарни, ищу безглютеновый торт, потому что она аллергична!»
«Но она любит только безе, а ты принес кремовый», упрекал он.
В пятницу я зашёл в комнату сына. Денис, наш старший, лежал на диване, уткнувшись в телефон.
Денис, скоро юбилей бабушки, сказал я.
Да, он не отрываясь от экрана. Папа сказал.
И ты… придёшь?
Денис наконец поднял глаза.
Бабушка позвала, что я могу не поздравить её?
Я кивнул, скрывая разочарование. Даже сын не заметил несправедливости.
Суббота наступила, дом был пуст. Игорь с Денисом уехали утром, унеся подарки и цветы. Я остался один, брожу по комнатам. На каждой фотографии Антонина Петровна стояла чуть в стороне.
Я провёл пальцем по краю рамки старой семейной фотографии свадьбы Дениса пять лет назад. На ней она выглядела, будто бы вынуждена пить уксус.
Даже в такой день, прошептал
