Я не позволю тебе этого сделать, Гриша! Только через мой труп! закричала мать, Анна Васильевна, закрывая проход к нашему огороду.
Отойди, мам, решение уже принято! Завтра приедет техника, и всё сравняют с землёй. Документы подписаны, тяжело вдохнул я, не встречая её взглядом.
Какие документы? Кто дал тебе право распоряжаться тем полем, которое отец возделывал сорок лет, где я каждую весну спину гнула? старушка сжала морщинистые кулаки, а ветер растрепал её седые пряди.
Не драматизируй. Ты уже не в том возрасте, чтобы копаться в земле. И кому нужны твои огурцыпомидоры? Всё есть в магазине, я потянулся к калитке, но мать снова встала у меня на пути.
В магазине? презрительно фыркнула Анна Васильевна. Это не еда, а химия! Твой отец в гробу от твоих слов бы перевернулся!
Под старой яблонёй, усыпанной наливными плодами, наш спор превратился в настоящую ссору. Вокруг росли грядки с помидорами, созревающими тыквами и высокими кустами малины. Воздух был пропитан ароматом трав и спелых яблок. Небо над деревней Липовкой было густосинее, редкие облака медленно скользили над тихими домами.
Я, высокий мужчина с первыми сединками на висках, чувствовал, как внутри закипает раздражение. Пришёл я из Москвы с чётким планом: продать участок застройщику и перевести маму в городскую квартиру. Дом, где прошло моё детство, давно обветшал, крыша протекала, а маме с каждым годом всё труднее справляться с хозяйством. Но она не желала слышать о переезде.
Мама, будь разумна. Тебе семьдесят два, а ты всё пашешь, будто от этого зависит жизнь, пытался я убедить её.
Так и есть, тихо ответила она, смягчив голос. Это и есть моя жизнь. Что я буду делать в твоей квартире? Сидеть у телевизора? Я задохнусь там.
Никто не задохнётся, снял я очки, устало потер переносицу. Ты будешь рядом с нами. Ольга уже подготовила комнату, внучка каждый день спрашивает, когда бабушка приедет.
Василиса, конечно, золотце моё, улыбнулась мать, и её лицо на мгновение просветлело. Но я этот дом не брошу. Здесь всё моё, всё родное. Каждый уголок помнит твоего отца.
Я вздохнул. Мать упряма, как всегда. Спорить с ней было бессмысленно, но и оставлять её одну в разваливающемся доме я не мог. Пансіонат не подходил она бы не пережила предательства. Городская квартира её не радовала, а деревенская жизнь в её возрасте становилась всё опаснее.
Хотя бы помоги собрать последний урожай, попросила она, неожиданно сменив тон. Яблони в этом году уродили, как никогда. Грех их оставить.
Я согласился, надеясь, что работа даст шанс ещё раз обсудить переезд. Мы пошли к сараю за корзинами и лестницей.
Помнишь, как отец заставлял тебя каждое утро поливать эти яблони? спросила Анна Васильевна, когда подошли к деревьям. Ты тогда так сердился на него. А сейчас видишь плоды? Антоновка, твоя любимая.
Помню, неохотно ответил я, чувствуя, как к горлу поднимается комок. Но это было давно, мама. Времена меняются.
Времена меняются, а люди всё те же, философски заметила она, передавая мне потёртую корзину. Не забывай корни, сынок.
Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая небо в алый цвет. Мы работали плечом к плечу, собирая наливные яблоки. Я время от времени бросал взгляд на её руки, покрытые морщинами, и на лицо, в котором всё ещё горел упрямый огонь молодости.
Твой отец говорил, что земля живая, нарушила тишину Анна Васильевна. Она всё чувствует и всё помнит. К ней относишься с любовью она тебя отблагодарит.
Мам, поставил я корзину на землю и серьёзно посмотрел на неё, я продаю участок не изза денег. Я волнуюсь за тебя. Ты одна, без помощи, без надёжной медицины. Что если случится чтото плохое?
Со мной ничего не случится, отмахнулась она. Татьяна из соседнего дома каждый день заходит. И Петровна через дорогу всегда поможет. Мы тебя переживём!
Татьяне уже семьдесят, а Петровна еле ходит. Какие из них помощницы? усмехнулся я.
Не обиж