Если завтра ты не отведёшь сына к отцу, я выгоню вас обоих из квартиры! Мне не нужны ваши сопли и крики ночью! Понял меня?

Эти слова ударили Веронику, как резкая щёлка по щеке, только больнее. Она сидела на краю общей кровати, спиной к Станиславу, качала озабоченного, бессонного Кирилла, который всё ещё спал. Трёхлетний мальчишка тяжело дышал, пот стекал по лбу, а из груди доносились редкие, прерывающиеся всхлипы не истерика, а мучительный плач больного ребёнка. Температура не спала, несмотря на таблетку, принятый час назад. Вероника ощупала горячее тело малыша и ощутила, как её сердце сжимается от бессилия. За её спиной, на своей половине кровати, муж ворочался, скрипя зубами.

Она знала, что он не спит. Слышала его раздражённый шипящий вдох, как он ворочается и трясёт матрасом. Всё это длилось уже час, с тех пор как температура Кирилла вновь подскочила, и он заплакал во сне. Станислав молчал, но в комнате ощущалось, как будто воздух сам дрожит от сдерживаемой ярости. Вероника попыталась приглушить звуки, прижимая сына крепче к себе и шепча бессвязные успокоения, но жар и боль делали своё дело ребёнок не успокаивался.

И вдруг взрыв. Не просто крик, а рычание, откуда он выскочил из кровати так резко, что пружины заскрипели. Вероника вздрогнула и обернулась. В тусклом свете ночника стоял Станислав, высокий, натянутый, как струна. Его обычно привлекательное лицо исказилось гневом, глаза блеснули, как молния. В руке он сжал подушку свою подушку, которую только что вырвал из постели.

Не успев произнести ни слова, он бросил подушку в стену напротив. Глухой грохот, подушка упала крошкой на пол. Жест был настолько неожиданным, что Вероника замерла. Это был тот же Стас, который полгода назад поднимал Кирилла на плечи в парке, смеялся над его неуклюжими попытками бросить мяч в кольцо, терпеливо читал ему тракторную книжку десять раз подряд? Тот, кто клялся перед свадьбой, что Кирилл как свой сын, что он мечтал о мальчике и готов стать настоящим отцом? Три месяца официального брака стерли этот идеальный образ, как будто его и не было. Маска любящего отчима и мужа сползла, обнажив уродливое, эгоистичное ядро.

Станислав шагнул к кровати, нависая над ними своей тенью.

Я же сказал, понял? прошипел он, понижая голос до шипящего шёпота, от которого у Вероники по коже пробежали мурашки. Хватит этих ночных концертов! Я работаю, мне нужен сон, а не ваш вояж! Завтра! И я не хочу видеть его лицо здесь! Отведи его к папе, пусть он присмотрит!

Глаза Вероники медленно поднялись к нему. Шок отступил, уступив место холодному гневу. Она прижала сына к себе, будто пыталась защитить его не только от болезни, но и от этой волны ненависти, исходящей от мужчины, который недавно клялся любить их обоих.

Стас, ты в своём уме? спросила она, стараясь держать голос ровным. Какой отец? Ты же знаешь, что Игорь живёт в Новосибирске, в тысяче километров, он видел Кирилла только раз, когда ему был месяц. Плюс алименты платит нерегулярно, после скандалов. Ему всё равно, ты же это знаешь! Куда я его отведу? Особенно сейчас, когда он болен!

Она говорила то, о чём они уже спорили перед свадьбой. Станислав всегда кивал, сочувственно вздыхал, называл Игоря безответственным ублюдком и обещал, что он никогда не будет таким, что Кирилл его сын. Куда делись эти обещания?

Это не моё дело! перебил он, без тени сочувствия, лишь холодную раздражённость. Мне наплевать, где живёт папа и чего он хочет. Меня лишь бесит, что я не могу спать в своей же квартире изза вашего ребёнка! Ты же мать решай! Если хочешь жить здесь избавься от него. С глаз долой из сердца вон. Утром собери вещи и отдай его Игорю, бабушке, пансионату куда угодно! Но больше его здесь не будет!

Он посмотрел на неё свысока, челюсти сжаты, глаза блестят презрительной надменностью, которую Вероника всё чаще замечала в последние недели. И теперь объектом этой надменности был её больной, беззащитный сын.

Слова «пансионат куда угодно!», повисли в комнате, как ядовитый туман. Вероника взглянула на него, и в её глазах больше не было смятения, а лишь холодный, яростный огонь. Пансионат. Её сын. Три года болезни и боли, а муж предлагает отправить его в интернат, потому что он мешает ему спать. Эта мысль не просто ударила её она прожжгла до основания, сожгла последние крупицы иллюзий, последние крошки надежды, что всё это лишь мимолётный скандал.

Ты начала она, и к своему удивлению её голос звучал ровно, без дрожи, лишь холодными нотами, заставившими Станислава слегка морщить плечо. Ты действительно сказал про пансионат?

Он помедлил, явно не рассчитывая на такую спокойную реакцию, но быстро восстановил маску праведного гнева.

И что? фыркнул он, скрестив руки. Я просто предлагаю варианты. Если ты сама не можешь справиться с ребёнком, может, найдётся ктото, кто сделает это профессионально? Я не обязан мириться с этим каждую ночь! Я женился на тебе, а не на твоих «потомках».

«Потомки». Слова врезались в Веронику, как нож. Раньше он называл его «Кирюша», «сынок», «наш мальчик». Теперь «потомок». Она медленно, осторожно, чтобы не разбудить спящего Кирилла, встала с кровати. Каждый её шаг был продуман, полон решимости.

Станислав, сказала она, стоя перед ним, глядя ему прямо в глаза, почти на одном уровне, я считаю, что совершила самую большую ошибку, полагая, что ты можешь стать частью нашей семьи.

Она отступила к комоду, где лежали её вещи и детская одежка. Станислав наблюдал, напряжённый.

Что ты задумал? спросил он, нотка тревоги пробежала по голосу. Он, конечно, ждал слёз, прощальных