Слушай, представь, что в завещании дедушка оставил мне в наследство старый ветхый домик на краю деревни, а сестра двухкомнатную квартирку в самом центре города. Муж, Михаил, сразу назвал меня неудачницей и переехал к сестре. Я потеряла всё, что имела, и, собрав вещи, поехала в деревню, где, как только я переступила порог того дома, меня буквально поразило
Нотариальная комната была душной, пахло старыми бумагами. Я, Анечка, сидела на неудобном стуле, руки потели от нервов. Рядом старшая сестра Елена, в дорогом деловом костюме, с безупречным маникюром, будто пришла не ради чтения завещания, а на важную встречу.
Елена вечно листала телефон, бросая равнодушные взгляды на нотариуса, будто хотела уже уйти. Я, тридцатьчетыре, всё ещё чувствовала себя тихой младшей сестрой рядом с уверенной, успешной Еленой. Работа в местной библиотеке не платила, но я её любила. Елена же держала должность в крупной компании и за год зарабатывала больше, чем я за всю жизнь. Нотариуспожилой мужчина в очках прочистил горло, открыл папку, и в комнате стало ещё тише. На стене тикал старинный часы, подчёркивая напряжённость момента.
В памяти всплыл голос деда: «Самое важное в жизни происходит в тишине». Завещание Николая Ивановича Морозова, начал он монотонным голосом, эхом раздающимся в крошечной комнате.
Я завещаю двухкомнатную квартиру на Цетральной улице, дом 27, кв. 43, вместе с мебелью, произнёс он, моей внучке Елене Викторовне.
Елена не подняла глаз от телефона, будто уже знала, что получит самое ценное. Лицо её оставалось спокойным, без эмоций. Я почувствовала знакомую боль в груди опять я вторая.
А также дом в деревне Сосновка, со всеми постройками и участком в 12 соток, я завещаю моей внучке Анечке Викторовне, продолжил нотариус, перелистывая страницу.
Я ахнула. Дом в Сосновке? Тот самый, почти разваливающийся, где дед в последние годы жил один? Стены облезали, крыша протекала, двор зарос всё это вызывало тревогу.
Елена наконец оторвала взгляд от экрана, улыбнулась лёгкой ухмылкой:
Ну что, Аня, хоть чтото ты получила. Честно, не представляю, что ты будешь делать с этой хламой. Может, снесёшь и продашь землю под дачу?
Я молчала, слова застревали в горле. Почему дед так решил? Неужели он тоже считал меня неудачницей, которой не нужен новый дом? Я хотела заплакать, но сдержалась не перед Еленой и этим строгим нотариусом, который лишь слегка сочувствовал.
Нотариус закончил официальные формальности, раздал каждому документы и ключи. Елена быстро подписала всё, аккуратно положила ключи в стильную сумочку и встала:
Мне к клиентам, сказала она, не глядя на меня. Будем на связи. Не расстраивайся слишком хотя бы чтото получила.
И, оставив лёгкий шлейф французского парфюма, ушла.
Я сидела в кабинете ещё долго, держала в руках тяжёлые железные ключи от деревенского дома, покрытые ржавчиной, совсем не такие, как изящные ключи Елены. На улице уже ждал Михаил, у своей потрепанной «Лады» курил и проверял часы.
И что ты получила? спросил он без приветствия. Надеюсь, хоть чтото стоящее?
Я медленно рассказала о завещании. С каждым словом лицо Михаила темнело.
Дом в деревне?! Ты серьёзно? Ты всё опять портишь! Твоя сестра получила квартиру в центре стоимостью минимум три миллиона, а ты какойто развал
Я попыталась оправдаться, но он лишь ругался, обвиняя меня в том, что я «слишком тихая мышь», «всегда стою в стороне», «не заслужила достойного наследства». Его слова резали, слёзы навернулись в глаза. Я просила его не кричать, люди слышат.
Может, чтото придумаем с этим домом? тихо предложила я.
Придумаем? Что ты можешь сделать с развалинами посреди никчёмного леса? Ни за какие деньги их не купят. Лучше снеси и продай землю.
Он резко сёл в машину, хлопнул дверью и поехал, молча бормоча чтото под нос. Я стояла, глядя на него, и вспоминала деда Николая Ивановича: тракториста, затем машиниста, а потом пенсионера, который переехал в Сосновку, любил чистый воздух и тихую жизнь. Он учил меня различать съедобные грибы, показывал, где растут земляника и малина, рассказывал о птицах. Он никогда не заставлял меня делать то, что я не хотела, просто был рядом, добрый и спокойный. И часто повторял: «Ты особенная, внучка. У тебя тонкая душа, ты видишь красоту там, где другие её не замечают». Тогда я не понимала, сейчас же эти слова звучат как горькая ирония. Что в меня особенного, если даже муж считает меня никчёмной?
Вернувшись домой, Михаил включил телевизор и погрузился в новости. Я пошла к плите готовить ужин, пока картошку чистила, думала, что делать дальше. Может, действительно продать дом? Кто бы купил полуразрушенный дом в заброшенной деревне без дорог? В Сосновке почти не осталось молодых всё уехало, остались лишь пожилые, отказывающиеся покидать родную землю. Магазинов нет, почта работает раз в неделю, всё как в пустыне.
Во время ужина Михаил молчал, иногда бросая взгляд на экран. Я попыталась завести разговор о планах на выходные, но он отмахнулся. Затем, отложив вилку, серьёзно сказал:
Аня, я всё обдумал. Наш брак не работает. Ты мне не даёшь того, чего я хочу от жизни.
Что ты имеешь в виду? спросила я, сердце колотилось.
Мне нужна женщина, которая поможет мне достичь успеха. Не ктото, кто живёт на скромную зарплату библиотекаря и получает в наследство хлам. Мне 37, я хочу лучшего.
Мне стало страшно от его слов. Я встала, пытаясь держать себя в руках.
И что ты предлагаешь? спросила я.
Развод. Я уже поговорил с адвокатом. Ты можешь жить у друзей или в своей деревне.
Он встал и направился к двери.
Подожди, прошептала я.
Что с тем, что у нас было семь лет? перебил он, не оборачиваясь. Ты была лишь ошибкой.
Кстати, Елена права ты мне не подходишь, закончил он, намекая на сестру.
Я почти услышала, как он произнёс её имя, но понял, что он имеет в виду её. Я шепотом произнесла: «Конечно, Елена. Умная, практичная, богатая Елена. И ты ты выбрал её?»
Он ответил, будто обсуждал погоду:
Мы часто разговариваем. Её муж часто в
