Когда-то давно, в одном из тихих уголков России, жила-была женщина, и была у неё история, о которой она вспоминала со смесью грусти и твёрдости.
Сына её звали не Григорий, а Дмитрий. Давным-давно, десять лет назад, он женился на девушке по имени Анастасия, и с тех пор ютился с ней и внучкой в крохотной однокомнатной квартирке на окраине Нижнего Новгорода. Мечта у них была большая — просторный дом за городом, в пригороде. Участок купили семь лет назад, но стройка шла еле-еле: то денег не хватало, то обстоятельства мешали. Сперва только забор поставили да фундамент залили — и снова затишье.
Год за годом Дмитрий копил, отказывал себе во всём, потихоньку покупал кирпич да доски. И вот наконец вырос первый этаж. А мечта-то была — два этажа, чтоб всем хватило места. Даже мне, по словам сына, там уголок приготовлен. Дмитрий всегда был семьянином.
Первый этаж удалось поднять лишь потому, что Настя уговорила его продать их старую двушку и купить что-то поменьше, а разницу пустить на стройку. Теперь же в тесной однушке им было невыносимо.
Приходили они ко мне, и все разговоры — только про дом: где лестницу поставят, как проводку проведут, чем стены утеплят. О моём здоровье никто не спрашивал. Я молча слушала — не хотелось омрачать их радость.
Но в душе у меня шевелился чёрвь сомнения: а не хотят ли они мою квартиру продать, чтобы стройку закончить? И однажды я не выдержала, спросила прямо:
— То есть вы предлагаете мне свою продать?
И тут они оживились, закивали, начали наперебой рассказывать, как здорово будет жить вместе в новом доме. Гляжу я на Настю — и понимаю: не смогу я с ней под одной крышей. Любви между нами никогда не было, и я устала притворяться, будто всё хорошо.
А сердце всё равно болело за сына. Видела его усталые глаза, слышала, как мечтательно он говорит о доме. И как тут не помочь родному?
Но я задала им вопрос:
— А где же я буду жить?
Переселяться в их малюсенькую однушку? Или в недострой без тепла и удобств?
На это Настя, не задумываясь, ответила:
— У вас же дача есть! Там и воздух свежий, и тишина.
Да, дача у меня действительно была — старенький домишко на шести сотках, без отопления, без воды. Летом — милое дело, шашлыки пожарить, в саду покопаться. Но зимой? Дрова рубить, воду из колодца таскать, на мороз в туалет бегать?
Я уже не та крепкая бабушка, что когда-то могла целый день на огороде работать. Суставы ноют, давление прыгает. Зимовать на даче — верная смерть.
Когда я возразила, Настя только плечами пожала:
— В деревнях же живут люди — и ничего.
Живут, конечно. Но там другой уклад, привычка. А для меня это было бы пыткой.
А потом судьба и вовсе карты раскрыла. Случайно подслушала я, как Настя по телефону матери говорила:
— Надо бы бабку к соседу пристроить, а квартиру продать. Денег хороших можно выручить!
Сосед мой, Иван Петрович, был старым вдовцом. Мы иногда чай пили, я ему пироги пекла — по-добрососедски. Но жить с ним? Даже думать стыдно!
После этих слов все сомнения у меня отпали. Ни о каком совместном житье в новом доме они и не думали. Просто деньги с моей квартиры получить хотят, а меня — в сторонку.
Сидела я у окна, смотрела, как за стеклом снег ложится, и думала: стоит ли помогать? Душа рвалась от мысли, что родной сын стал заложником чужих планов и собственной слабости перед женой.
Конечно, хочется, чтобы у Димы был дом, чтобы внучка росла в тепле. Но я тоже человек. Всю жизнь работала, квартиру копила. Это мой последний угол, моя крепость.
Не хочу я в старости без крыши над головой остаться, выживать в холодной дачной конуре. Не хочу быть той старухой, которую все забыли.
И теперь, когда сын осторожно заговаривает о продаже, я твёрдо говорю:
— Нет. Квартиру не отдам. Если дом строить — стройте сами.
Пусть кому-то это неудобно. Зато я буду спать спокойно, зная, что у меня есть свой дом — и своё место под этим небом.
