Моего сына зовут Дмитрий. Десять лет назад он женился, и с тех пор ютится с женой и дочкой в тесной однушке на окраине Москвы. Семь лет назад Дима купил участок в Подмосковье — мечтал построить большой дом для всей семьи. Первые годы стройка не двигалась — не хватало средств. Потом, скопив с трудом, поставили забор, залили фундамент — и снова застопорились.
Год за годом сын откладывал каждую копейку, покупал стройматериалы, и лишь через долгие годы смог выгнать стены первого этажа. Но планы у них были грандиозные — двухэтажный особняк, чтобы у всех было место. Даже мне, по задумке Димы, предназначалась своя комната. Он всегда был семьянином.
Первый этаж удалось поднять только потому, что его жена уговорила променять их двушку на однушку, а разницу вложить в строительство. Теперь же в этой клетушке им было невыносимо тесно.
Когда они приходили ко мне, все разговоры вертелись только вокруг стройки: где поставить лестницу, как провести газ, чем утеплить стены. О моём самочувствии никто особенно не спрашивал. Я молчала — не хотела гасить их пыл.
Но в душе росла тревога: а не хотят ли они продать мою двушку, чтобы достроить свой дом? В конце концов я не выдержала и спросила прямо:
— То есть вы предлагаете мне продать квартиру?
Они радостно закивали, наперебой рассказывая, как здорово будет жить всем вместе в просторном доме. Я смотрела на невестку и понимала: под одной крышей мы не уживёмся. Она никогда меня не любила, да и я, честно говоря, устала притворяться.
Но сердце ныло от жалости к сыну. Видела его усталые глаза, слышала, как он мечтает о доме. Как тут не помочь родному человеку?
Однако я задала простой вопрос:
— А где я буду жить?
Переезжать в их крошечную однушку? Или в холодный недострой без удобств?
Невестка тут же нашлась:
— У вас же есть дача в СНТ! Идеальный вариант! Свежий воздух, природа.
Да, у нас есть старый садовый домик — тесная времянка без отопления и водопровода. Летом — да, можно отдохнуть, шашлыки пожарить. Но зимой? Колоть лёд, чтобы достать воду, топить печку по ночам, бегать в туалет в -30?
Я уже не та крепкая женщина, что раньше гнула спину на огороде. Суставы ноют, давление скачет. Зимовать в таком доме — значит медленно сгинуть.
Когда я возразила, невестка лишь пожала плечами:
— В деревнях люди как-то живут.
Живут. Но не в 70 лет, после городской жизни.
А потом судьба подкинула последнюю каплю. Я случайно услышала, как невестка говорила по телефону своей маме:
— Надо бы бабку к соседу Василию пристроить, а квартиру продать. Там же целое состояние!
Мой сосед — пожилой вдовец. Мы иногда чай пили, я ему пироги носила. Но чтобы жить с ним? Даже думать об этом стыдно.
После этого все сомнения отпали. Никакой моей комнаты в их доме не планировалось. Им нужны деньги от моей квартиры — а куда я денусь, их не волнует.
Я сидела у окна, глядя на первый снег, и думала: стоит ли помогать тому, кто готов выбросить тебя, как старый хлам?
Конечно, я хочу, чтобы у Димы был дом, чтобы внучка росла в хороших условиях. Но я тоже имею право на свою жизнь. Всю жизнь копила на эту квартиру — это мой последний оплот.
Я не хочу доживать век в полуразвалившейся дачной времянке, брошенная всеми.
И теперь, когда сын снова заводит разговор о продаже, я отвечаю твёрдо:
— Нет. Квартиру не продам. Хотите дом — стройте сами.
Пусть обижаются. Зато я буду знать, что у меня есть своя крыша над головой — и никто не выгонит меня на мороз.
