Простите, подскажете, где кабинет терапевта? спросила молодая женщина, обратившись к медсёдере в белом халате.
Идите по длинному коридору, направо, потом налево, кабинет восемнадцать. Но к Марии Петровне Соколовой очередь огромна, лучше взять талончик, ответила медсёдер, не отрывая глаз от журнала.
Спасибо, женщина пошла по указаниям, но вдруг остановилась. А как правильно фамилия, Мария Петровна?
Соколова. Что, знакомая? медсёдер подняла голову, пристально глядя на посетительницу.
Нет, просто имя показалось знакомым, женщина быстро отвернулась и продолжила путь.
У двери номер восемнадцать уже толпилось. Елена Кузнецова взяла талончик с номером двадцатьтри и присела на скамейку. Сердце билось так громко, будто его слышали все вокруг. Соколова Мария Петровна Соколова. После развода мать вернула себе девичью фамилию. Годы прошли, а каждую мелочь она хранила в памяти.
Следующий! прозвучал строгий голос из кабинета.
Елена вздрогнула. Тот голос стал сухим, официальным, но интонации остались прежними: «Лена, иди кушать», «Лена, сделала уроки?», «Лена, почему так поздно?»
Очередь ползла медленно. Каждые пятнадцать минут дверь открывалась, выходил очередной пациент, и голос звал следующего. Елена считала: семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый
Где двадцатый? нетерпеливо спросила пожилая женщина с тростью.
Наверное, ушёл, пожала плечами дама в ярком платке. Бывает, не выдерживают ожидания.
Тогда двадцатьпервый! крикнул ктото из толпы.
Двадцатьпервый тоже кудато пропал, оглядывалась медсёдер, проверяя порядок.
Двадцатьвторой! голос из кабинета уже звучал раздражённо.
Я двадцатьтретья, тихо произнесла Елена, вставая со скамейки.
Тогда проходите, время терять, махнула рукой дама с тростью.
Елена подошла к двери, на мгновение замерла, потом решительно толкнула её.
За столом сидела женщина лет шестьдесят, седина собрана в строгий пучок. Белый халат, тонкие очки, лицо покрыто морщинами, но черты те же, что и когдато. Елена сразу узнала эти глаза среди тысяч других.
Проходите, садитесь, доктор указала на стул напротив, не отрывая взгляда от карты. Фамилия, имя, отчество?
Кузнецова Елена Михайловна, дрогнул голос на отчестве.
Год рождения?
Тысяча девятьсот семьдесят восьмой.
На что жалуетесь? Мария Петровна наконец подняла глаза.
Елена замерла. Мать смотрела на неё спокойно, без тени узнавания, будто видела впервые.
Я у меня голова болит, выдавила она.
Как часто? Как характер боли? доктор начала записывать.
Часто, особенно по утрам. Иногда сердце колет.
Давление измеряли?
Нет, не помню, когда последний раз.
Мария Петровна встала, подошла к Елене с тонометром, накачала манжету. Тот же нежный прикосновение, которым когдато заплетали косички, гладили голову, шлёпали по попе за шалости.
Сто сорок на девяносто, констатировала она. Повышенное. Стрессы на работе?
Есть, кивнула Елена.
Семейные проблемы?
Елена чуть не рассмеялась. Да, проблемы были. Двадцать лет назад мать выгнала её из дома за «неподходящего» парня. Тогда ей было семнадцать, она думала, что знает жизнь лучше взрослых.
Можно сказать, что есть, ответила она.
Дети?
Дочь. Ей девятнадцать.
Замужем?
Разведена.
Мария Петровна кивнула, продолжая писать.
Вредные привычки? Курите? Алкоголь?
Не курю. Алкоголь изредка.
Хронические заболевания в семье?
Елена задохнулась. Как ответить? О матери гипертония, больное сердце; об отце инфаркт в сорок восемь? Но мать сидит напротив и не узнаёт свою дочь.
У отца было больное сердце, осторожно сказала она.
Жив?
Нет.
От чего умер?
Инфаркт.
В каком возрасте?
В сорок восемь лет.
Мария Петровна замерла на секунду, потом продолжила писать.
А мать жива?
Не знаю, честно ответила Елена. Мы не общаемся.
Понятно. Сейчас послушаю, доктор взяла стетоскоп.
Холодный металл коснулся груди. Елена старалась дышать ровно, но сердце билось, как бешеное.
Тахикардия, констатировала Мария Петровна. Аритмия. Давно?
Не помню.
Нужно обследоваться. Направлю на кардиограмму, кровь, к кардиологу обязательно.
Доктор, а Елена запнулась, а как вы думаете, почему родные перестают общаться?
Мария Петровна отложила ручку, посмотрела внимательно.
О чём это? О матери?
Да. Мы поссорились двадцать лет назад изза пустяка. И теперь не знаю, жива ли она, здорова ли.
Вы пробовали найти? Обратиться?
Боюсь. Может, не простит? Может, скажет, что у неё нет дочери?
Доктор молчала, теребя ручку.
Знаете, наконец сказала, я тоже когдато поссорилась с дочерью. Она ушла, хлопнув дверью, сказав, что я её не понимаю. Я же думала, что защищаю её, что знаю, как лучше. Гордая, я не пошла навстречу.
И что потом?
Годы прошли, и я уже не могла бы её узнать на улице. Люди меняются, особенно когда проходит столько времени.
Елена почувствовала, как к горлу подступил ком.
Вы не жалеете?
Каждый день. Каждый божий день жалею. У меня есть внучка, может, и внук, но я их никогда не видела. Не знаю, как они выглядят, как смеются.
Почему не найдёте? Сейчас же можно всё узнать
А если она меня не простит? Если я для неё умерла двадцать лет назад? дрогнул голос Марии Петровны.
Но ведь вы мать. Мать всегда простит, прошептала Елена.
Не знаю. Я тогда такие слова ей наговорила Что у меня нет дочери, что пусть живёт как хочет, только ко мне не возвращается. А она была ещё такая молодая, глупенькая, влюбилась в старшего парня. Мне казалось, что он её обманет, только использует. Но она не слушала.
И что с ним случилось?
А кто знает? Может, я ошибалась. Может, они счастливо жили. А может, я была права, и он её бросил. Но в любом случае, я не должна была её выгонять.
Елена не выдержала:
Он не бросил. Мы прожили вместе десять лет, у нас родилась дочь. Потом разошлись, но не изза него. Просто люди иногда перестают подходить друг другу.
Мария Петровна резко подняла голову:
Откуда вы это знаете?
Потому что я та самая дочь, мама. Это я. Лена.
Тишина повисла. Мария Петровна смотрела на женщину напротив, и в её глазах медленно разгоралось узнавание.
Лена? прошептала она. Леночка, это ты?
Я, мам. Это я.
Мария Петровна встала, обошла стол. Елена тоже поднялась. Они стояли друг напротив друга, словно два зеркала, не решаясь сделать шаг навстречу.
Ты так изменилась, сказала мать. Я тебя совсем не узнала. Ты была худенькой, с косичками
А ты почти не изменилась. Только поседела и теперь носишь очки.
Лена, я я так жалею голос Марии Петровны прервался.
Мам, не надо. Я сама виновата, надо было раньше прийти.
Нет, это я виновата. Я мать, я должна была первой
Они обнялись. Елена ощутила знакомый аромат маминых духов, тот же, что двадцать лет назад.
Прости меня, дочка. Прости глупую, упрямую старуху, прошептала мать.
Мам, не говори так. Ты не старая.
Старая, Леночка, и больная. У меня давление, сердце барахлит. Бывает, забываю, куда что положила.
Ничего, мам. Главное, что мы нашли друг друга.
А внучка? Ты говорила, что дочь есть?
Василиса. Ей девятнадцать, учится в университете. Очень умная, красивая, почти как ты.
Можно можно я её увижу?
Конечно, мам. Она будет рада узнать, что у неё есть бабушка.
В дверь постучали.
Мария Петровна, очередь волнуется, услышала медсёдер.
Сейчас, сейчас, спохватилась доктор. Лена, ещё пациенты. Встретимся вечером? Приедешь домой, помнишь адрес?
Помню, мам. Приеду, и Василису привезу.
А готовить умеешь? улыбнулась мать.
Умею. А ты всё ещё блины печёшь по воскресеньям?
Пеку. Теперь буду для внучки печь.
Елена вышла из кабинета, а Мария Петровна пригласила следующего. Но её руки дрожали, и она несколько раз перечитывала одну и ту же строку в карте.
Вечером Елена стояла у знакомого подъезда с букетом цветов и коробкой конфет. Рядом нервничала Василиса.
Мам, а вдруг она меня не полюбит? шептала девушка.
Полюбит, солнышко. Она же бабушка.
Почему вы так долго не общались?
Были глупые, дочка. Очень глупые.
Они поднялись на третий этаж. Елена нажала звонок. За дверью послышались шаги.
Кто там?
Это я, мам. Лена. С внучкой.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Мария Петровна в домашнем халате, глаза влажные.
Заходите, родные мои. Заходите скорее.
Она обняла сначала Елену, потом долго смотрела на Василису.
Боже мой, какая красавица! И правда на меня похожа. Те же глаза, тот же нос.
Бабушка, тихо сказала Василиса, можно я вас обниму?
Конечно, внученька. Конечно.
За столом пили чай с тортом, который Мария Петровна успела купить по дороге. Рассказывали о прошедших годах, листали фотографии, смеялись и плакали одновременно.
Мам, ты всё ещё работаешь в поликлинике? спросила Елена.
Да, но уже думаю о пенсии. Сил не хватает, здоровье не то.
А может, не надо на пенсию? У тебя же такой опыт, людям помогаешь.
Да какая я помощница Сегодня собственную дочь не узнала.
Зато теперь узнала. И это главное.
Василиса листала мамин фотоальбом.
Мам, смотрите, какая ты была красивая в молодости! А это кто?
Это твой дедушка. Он умер, когда мне было двадцать пять.
Почему вы поссорились? спросила девочка.
Елена и Мария Петровна переглянулись.
Изза гордости, сказала бабушка. Я думала, что знаю, как лучше, а мама думала, что она взрослая. Обе ошиблись.
А теперь всё хорошо? настойчиво спросила Василиса.
Теперь всё хорошо, улыбнулась Елена. Мы будем жить дружно.
И я буду приходить к бабушке каждое воскресенье? спросила девочка.
Конечно, солнышко. Буду тебе блины печь.
А можно я к вам перееду? неожиданно спросила Мария Петровна. Квартиру продам, перееду к вам. Одной тяжело, а вместе веселее.
Мам, конечно! У нас места хватит.
Ура! захлопала в ладоши Василиса. Бабушка будет с нами жить!
Поздно вечером, когда они уже собирались уходить, Мария Петровна остановила Елену в прихожей.
Лена, я хочу сказать Когда ты зашла в кабинет, чтото во мне дрогнуло. Я не узнала тебя сразу, но почувствовала родство. Сердце как будто заныло.
Мам, не мучай себя. Главное, что мы вместе.
Нет, послушай. Я всегда чувствовала, когда ты рядом. Даже когда ты маленькая была и играла во дворе, я знала, что ты вернулась домой, хоть и не видела тебя. Материнское сердце не обманешь.
Значит, ты всё-таки узнала меня?
Сердцем узнала. Глаза подвели, старые стали.
Елена обняла мать.
Я тебя люблю, мам.
И я тебя, дочка. И Василису люблю уже.
Бабуль, а вы правда будете с нами жить? спросила девочка, выглядывая из комнаты.
Правда, внучка. Теперь мы никогда не разойдёмся.
На улице шёл дождь, но Елена его не замечала. Впервые за двадцать лет она чувствовала себя понастоящему счастливой. Мама жива, здорова, и они снова вместе. А рядом шла Василиса, щебеча о том, какая у неё замечательная бабушка и как здорово, что теперь у них будет настоящая семья.
