«Посуду за собой убирайте сами!» — вырвалось у меня, и взгляд мой, горящий от гнева, впился в лицо свекрови, Валентины Сергеевны. Внутри всё клокотало, и терпеть молча больше не было сил. Этой груды немытых тарелок в раковине хватило, чтобы переполнить чашу моего терпения — они стали символом её полного равнодушия к моим усилиям. Я, Ольга, 25-летняя невестка, устала быть домработницей в квартире, которая должна быть нашим общим домом.
«Достала уже!» — срываюсь я в разговоре с подругами, и в голосе звучит горечь. Свекровь недавно вышла на пенсию и, кажется, решила, что её единственная миссия — смотреть сериалы и жевать. В нашей пермской трёшке, где живём втроём — я, муж Игорь и она, — её присутствие стало невыносимым. Весь день она жуёт: то бутерброды с докторской, то пряники с чаем, то торт, который сама же притащила. И ладно бы, но после неё в раковине — настоящая посудная гора, а убирать её приходится, конечно, мне.
С Игорем мы женаты шесть лет. После свадьбы сразу переехали к Валентине Сергеевне — она предложила жить вместе, чтобы мы копили на свою квартиру. Накопить удалось немало, но цены растут быстрее, чем наши сбережения, а на ипотеку с маленьким первым взносом страшно соглашаться. Работать больше не выходит — у Игоря ненормированный график, а я только вышла из декрета. Так и крутимся, надеясь на чудо.
Раньше, пока свекровь работала, хоть продукты в дом приносила. Теперь же, на пенсии, будто забыла, что мы существуем. Живёт на свои 25 тысяч, не голодает — покупает себе эклеры, сыр, ветчину. Лишний вес давно стал заметен, но она только отмахивается: «Мне и так нормально!» — заявляет, усаживаясь перед телевизором с новой порцией еды. Ей всего 60, но ведёт она себя так, будто ей под сотню, и единственные её занятия — поесть да вздремнуть.
«Хоть бы килограммов пять сбросила!» — в сердцах бросаю я, видя, как она тащит из магарина очередной кремовый торт. Но дело даже не в этом. Она не гуляет, не видится с подругами — только в магазин да обратно. А дома? Никакой помощи. Вся домашняя работа легла на меня, и я погрязла в этой рутине.
Когда я только переехала, квартира была в ужасном состоянии. Я сутками скребла полы, отмывала шкафы, вычищала плиту. Валентина Сергеевна тогда даже удивилась: «У меня тут никогда так чисто не было!» — сказала. Я думала, она оценит, но нет. Она никогда не любила возиться по хозяйству, а теперь и вовсе расслабилась. Надеялась, что поможет, но вместо этого она только ест и смотрит свои сериалы.
Хуже всего — посуда. Она копит её в своей комнате целый день, а к вечеру сваливает в раковину. И кто моет? Я! «Я перестала убираться у неё в комнате, — жалуюсь Игорю. — Пусть сама следит. Но посуду-то всё равно я!» Это сводит меня с ума. Я не скажу, что она плохая — не лезет в наши дела, не клянчит денег, не учит жить. Но эта чёртова раковина с её тарелками стала моим личным адом.
Недавно я не выдержала. «Валентина Сергеевна, — сказала я твёрдо, — я не ваша прислуга! Сколько можно за вами убирать? С завтрашнего дня — сами!» Она посмотрела на меня, будто я нож в спину воткнула, но кивнула. Решила: буду мыть только за собой и Игорем. Но ничего не изменилось. Она споласкивает пару тарелок, чтобы набрать новую еду, а остальное оставляет мне. Я стискиваю зубы, но внутри всё закипает.
Игорь старается меня поддерживать, но и он устал от этой гнетущей атмосферы. Валентина Сергеевна живёт в своём мире, где её комфорт — главное. Я понимаю, что это её квартира, но разве это повод делать из меня уборщицу? Каждый вечер, видя эту гору посуды, я задаюсь вопросом: кто тут прав? Она, считающая себя хозяйкой, или я, мечтающая хотя бы о справедливости? Мы с Игорем хотим свой дом, свою жизнь, но пока мы здесь, я чувствую себя в ловушке, где даже чистая тарелка — это поле боя.
