**Дневник. 12 октября.**
Нашему сыну уже двадцать восемь, а он всё с нами. С каждым годом это бремя становится тяжелее. Иван, а ведь ему почти тридцать, до сих пор живёт в нашей квартире. И это не временная передышка — это его жизнь. Он упрямо отказывается съезжать. Мы с женой всё чаще чувствуем себя не родителями, а какими-то сторожами при взрослом мужчине.
Ваня с детства был тихим и необщительным. Не гонял мяч во дворе с пацанами, не шлялся по подъездам. Всё его детство прошло в одиночестве — лишь он, его паяльник, кучи проводов и разобранные до винтика радиоприёмники. Мы радовались: сын дома, занят делом, не болтается где попало. Казалось, чего ещё желать?
Но мы не понимали, что за этой тишиной — полное отсутствие желания быть среди людей. Пытались записать его в секции, кружки — Ваня наотрез отказывался. Никаких компаний, никаких друзей.
Спасением стала дружба с Серёгой — парнем, который переехал в наш дом. У них нашлись общие интересы: техника, схемы, пайка. Вместе поступили в техникум, а после открыли маленькую мастерскую по ремонту электроники.
Мы с женой грезили: вот сын встанет на ноги, найдёт девушку, семью заведёт. Но Ваня упорно избегал отношений. Я даже пыталась сватать ему дочерей знакомых — бесполезно.
А потом в мастерскую зашла Оля — принесла чинить микроволновку. Ваня потом признался: сердце ёкнуло в тот же миг. Сам, без наших намёков, попросил её номер. Стали встречаться. Через полгода сыграли свадьбу. Мы с женой не верили своему счастью.
Но радость длилась недолго. Брак рухнул через два года. Почему — так и не поняли. Ваня молчал. Просто собрал вещи и вернулся к нам. Поникший, замкнутый, будто свечу задули.
Сначала сутками лежал на диване. Потом начал орать музыку так, что соседи стучали в стену. Потом взялся за бутылку. Наша жизнь превратилась в ад. Мы ходили по квартире, как по минному полю: Ваня не работал, не слушал, не выходил из дома. Отказывался даже разговаривать о съезде. С каждым днём он становился чужим.
Вытащил его Серёга. Единственный, кого Ваня ещё слышал. Уговорил вернуться в мастерскую. Сопротивлялся, но пошёл. Сначала на час-два. Потом задержался подольше. Потом начал брать работу домой. А через пару месяцев снова ушёл в дело с головой.
Прошло два года. Сын работает. Стал выходить, улыбаться, даже с девчонками иногда общается. Изменился. Да, живёт пока с нами. Но мы больше не лезем, не пилим: «Женись, дай внуков!» Поняли — чем сильнее давишь, тем глубже он уходит.
Теперь мы просто ждём. Молчим. Верим. И, может, именно эта тишина и свобода помогут ему однажды стать счастливым по-настоящему.
**Вывод:** Иногда лучшая помощь — не помогать. Просто быть рядом и дать время.
