Что, тяжело вынести мусор? Ты же дома сидишь! бросила мне взрослая дочь. Утром мама «ушла на пенсию».
Мам, а что, вынести мусор было так сложно? Пакет уже третий день у двери стоит. Ты же целый день дома, ничего не делаешь!
Вот так с порога! Галина Семёновна замерла с полотенцем в руках. Только что вытерла последний из двенадцати бокалов в старом хрустальном серванте. Просто так, чтобы блестели. Чтобы в доме было уютно.
Она молча подняла глаза на свою дочку. Аню, свою взрослую, тридцатилетнюю, умную Анечку. В модном пальто, с дорогой сумкой, уставшую после офиса. Лицо красивое, но губы вечно сжаты будто только что лимон съела.
А у самой Галины Семёновны спина ноет сегодня коврики таскала, чистила, под диваном мыла. Колени болят новую Анину шёлковую блузку руками стирала, боялась в машинке испортить.
А пальцы? Пальцы до сих пор пахнут чесноком. Она же котлетки делала куриные, Анины любимые, с нежным пюре. Аромат по всей квартире стоит такой домашний, тёплый
Я я закрутилась, Аню, тихо сказала Галина Семёновна. И сердце её упало куда-то в район ноющих коленей.
Ни тебе «спасибо, мама, как вкусно пахнет». Ни «ты не устала?» Сразу упрёк. Будто она не мать, а прислуга. Или робот-пылесос, у которого программа сбилась.
Ага, закрутилась фыркнула Аня, снимая свои дорогущие туфли прямо в коридоре. А я с восьми утра на ногах! Совещания, отчёты, начальник зверь. Домой приползаю мечтаю только об одном: отдохнуть. А тут куча мусора у двери. Прекрасно!
Она пошла на кухню, даже не взглянув на мать. Сумку шлёп на стул, крышку с кастрюли дзынь.
О, котлеты. Ну, хоть что-то.
«Хоть что-то» Галина Семёновна так сжала полотенце, что костяшки побелели. В горле встал ком, ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Ох, как же хотелось крикнуть!
Рассказать, что её «ничегонеделание» началось в шесть утра, когда она по морозу тащилась на рынок за свежим мясом для тех самых котлет.
Что потом гладила те самые Анины офисные рубашки, потому что «мам, у тебя лучше получается, без складок». Что квитанции ходила оплачивать, час в очереди простояла, потому что у Ани «нет времени на эту ерунду».
Что села она буквально полчаса назад!
Но она молчала. Потому что зачем? Аня же не услышит. Она никогда не слышала.
Вспомнилось, как на прошлой неделе было. Аня звонит с работы:
Мам, привет! Слушай, помнишь мою любимую белую рубашку? Я её в стирку бросила. Постирай, пожалуйста, мне завтра на встречу.
Аню, она же с цветными вещами лежит осторожно начала Галина Семёновна.
Ой, мам, ну достань! Тебе что, тяжело? Ты же дома!
И достала. И отстирала. Вручную.
А история со шторами? Аня зашла, носом повела:
У нас что-то пыльно, мам. Дышать нечем.
И ушла в комнату, в телефон уткнулась. А Галина Семёновна на следующий день, кряхтя, лезла на стремянку, снимала эти тяжёлые гардины.
Стирала, а потом гладила их, ещё влажные, прямо на весу чтобы ни одной складочки. Вечером Аня зашла на кухню:
О, стало свежее. Молодец, мама.
И всё. «Молодец, мама». Будто собаке сказала: «Фас!» и та тапочки принесла.
Всю ночь Галина Семёновна лежала, глядя в тёмный потолок. Не плакала. Кажется, слёзы кончились.
Просто высохли где-то глубоко внутри, превратившись в горькую соль. А вместо них в душе росла звенящая пустота.
И вот, под самое утро, когда за окном посветлело, эта пустота вдруг стала решением. Чётким, холодным и простым, как морозный воздух на улице. Хватит. Её чаша терпения переполнилась.
На следующее утро Аня проснулась не от привычного запаха кофе, а от едкого чада. Гарь!
Она аж подскочила на кровати сердце в пятки ушло. В их квартире всегда пахло то мамиными блинами, то свежесваренным кофе. А сейчас будто проводка загорелась.
Она босиком выскочила на кухню, а там Картина маслом, просто сюр.
За идеально чистым столом, без крошек и кастрюль, сидит её мама. В красивом велюровом халате том самом, что «на особый случай берегла». С аккуратной причёской, будто в театр собралась. И медленно, с достоинством, потягивает чай из своей любимой чашки с незабудками. И книгу читает.
А на плите пусто. Ни каши, ни омлета. Только из тостера торчат два обугленных ломтя хлеба, как чёрные языки. Вот он источник чада.
Мама? Что случилось? У нас пожар? выдохнула Аня, озираясь.
Галина Семёновна очень медленно оторвалась от книги. И улыбнулась такой светлой, спокойной, почти блаженной улыбкой, что Аню мороз по коже пробрал.
Доброе утро, дочка! голос ровный, мягкий. Нет, какой пожар. Я просто решила воспользоваться твоим вчерашним советом. И тоже немного «ничего не делать».
Аня застыла, моргая.
В смысле? А а завтрак?
А завтрак, дорогая, теперь твоя забота, кивнула мама, сделав глоток чая. Как и ужин. И обед на выходные. И уборка. И стирка. И, конечно же, вынос мусора, на последнем слове Галина Семёновна сделала лёгкий, но выразительный акцент.
Понимаешь, Анечка, я свой вклад в этот дом уже внесла. Сорок лет на заводе от звонка до звонка, потом вторая смена дома, бесплатно. Всё. С сегодняшнего дня я официально на пенсии. И не только государственной, но и домашней. А ты у нас теперь взрослая, самостоятельная хозяйка.
Аня открыла рот и застыла. Она смотрела на маму, на её спокойное лицо, и не узнавала её. Куда делась её вечно суетливая
