Когда-то давно, в те времена, когда самолёты ещё казались чем-то волшебным, со мной случилась история, которая навсегда изменила мой взгляд на людей. В воздухе, высоко над землёй, люди часто показывают своё истинное лицо кто-то протянет соседу конфету, кто-то поможет с чемоданом, а кто-то ну, не всем дано быть добрыми.

То утро в ноябре обещало быть счастливым. Я летела из Москвы в Санкт-Петербург на крестины к сестре Ольге, которая ждала первого ребёнка. Мы с ней погодки, выросли, как две капли воды, деля и платья, и самые сокровенные тайны. Этого дня я ждала месяцами.

В ручной клади аккуратно лежало связанное мной голубое одеяльце я потратила на него недели, подбирая каждую петельку. К нему прилагались крошечные пинетки, такие маленькие, что умещались на ладони.

Я заранее выбрала место у прохода с годами путешествий поняла, что так удобнее. Я полная, и в проходе можно вытянуть ноги, не беспокоя соседей.

Пройдя по салону, я увидела своё место и мужчину, уже сидевшего посередине. Лет тридцати пяти, с идеально уложенными волосами, словно только что из парикмахерской. Рубашка отглажена, часы блестят, осанка кричит о самоуверенности.

Его взгляд скользнул по мне быстрый, оценивающий. Не восхищённый, а холодный, будто меряющий.

Простите, я у прохода, вежливо сказала я.

Он вздохнул не тихо, а так, чтобы я услышала. Едва приподнялся, давая пройти, и вжался в сиденье, будто боялся, что я его задену.

Я села, поправила свитер, и моё бедро коснулось подлокотника. Его тихий смешок кольнул, как иголка.

Я решила не обращать внимания. Бывало и хуже.

В двенадцать лет одноклассник хрюкнул на меня, когда я наклонялась за карандашом. В старших классах продавщица сказала, что я «смелая» за то, что ношу платье без рукавов. В первый раз в спортзале мужчина на соседней беговой дорожке прошептал другу: «Десять минут и она сдастся».

Раньше такие моменты разбивали меня в пух и прах. Я плакала до красноты в глазах, давая себе обещания голодать, бегать до изнеможения, стать «нормальной». Но годы терапии научили меня: чья-то жестокость говорит больше о них, чем обо мне.

И всё же слова ранят, даже если ты стала сильнее.

Пока пассажиры рассаживались, мужчина чьё имя я ещё не знала пробормотал себе под нос:

Видно, мне сегодня не повезло.

Я не ответила.

Через несколько минут, когда стюардессы готовили салон к взлёту, он добавил:

Надеюсь, вы не собираетесь опустошить весь лоток с едой.

Уши горели. Я уставилась на карточку с инструкциями, будто от этого зависела моя жизнь.

Капитан объявил: «Ожидается турбулентность над Уралом. Просьба пристегнуться».

Мы взлетели, я вставила наушники, надеясь, что музыка заглушит неприятное ощущение. За окном земля превратилась в лоскутное одеяло полей и рек, но в салоне между нами витало напряжение.

Через полчаса самолёт дёрнуло. Потом ещё сильнее. Борт затрясся, как мелочь в кармане.

Капитан снова: «Экипажу, занять места».

Сосед напрягся, пальцы вцепились в подлокотник так, что побелели костяшки.

Не любите летать? спросила я тише, чем планировала.

Ненавижу, сквозь зубы ответил он.

Следующий толчок был резче. Он схватил мою руку не на секунду,