Простите, подскажете, где находится кабинет терапевта? обратилась молодая женщина к медсёстре в белом халате.
Идите по коридору направо, потом налево, кабинет восемнадцать. Но к Марии Петровне очередь всегда длинная, лучше взять талончик, ответила медсёстра, не отрываясь от журнала.
Спасибо, сказала женщина и пошла по указаниям, но вдруг остановилась. А как правильно писать фамилию? Мария Петровна
Соколова. Что, знакомая? медсёстра наконец подняла голову и внимательно посмотрела на посетительницу.
Нет, просто имя показалось знакомым, женщина быстро отвернулась и продолжила путь.
У кабинета 18 действительно толпилось людей. Аглая взяла талончик под номером двадцатьтри и села на скамейку. Сердце билось так громко, будто все слышали. Соколова Мария Петровна Соколова. После развода мама вернула себе девичью фамилию. Годы шли, а она помнила каждую мелочь.
Следующий! прозвучал строгий голос из кабинета.
Аглая вздрогнула. Тот же голос, только более сухой, официальнее, но интонации остались прежними: «Аглая, иди есть», «Аглая, сделала уроки?», «Аглая, почему так поздно?»
Очередь шла медленно. Каждые пятнадцать минут дверь открывалась, выходил очередной пациент, и голос звал следующего. Аглая считала: семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый
Где двадцатый? нетерпеливо спросила пожилая женщина с тростью.
Наверное, ушёл, пожала плечами дама в ярком платке. Не выдерживают ожидания.
Тогда двадцать первый! крикнул ктото из очереди.
Двадцать первый тоже кудато подевался, оглянулась медсёстра, проверяя порядок.
Двадцать второй! голос из кабинета звучал уже раздражённо.
Я двадцатьтретья, тихо произнесла Аглая, вставая со скамейки.
Тогда проходите, время терять, махнула рукой дама с тростью.
Аглая подошла к двери, на мгновение замерла, потом решительно толкнула её.
За столом сидела женщина лет шестидесяти, седые волосы собраны в строгий пучок. На ней был белый халат, в тонкой оправе очки. Лицо её было покрыто морщинами, но черты остались теми же. Аглая сразу узнала эти глаза среди тысяч других.
Проходите, садитесь, доктор указала на стул напротив, не отрывая взгляда от карты. Фамилия, имя, отчество?
Кузнецова Аглая Михайловна, голос дрогнул на отчестве.
Год рождения?
Тысяча девятьсот семьдесят восемь.
На что жалуетесь? наконец Мария Петровна подняла глаза и посмотрела на пациентку.
Аглая замерла. Мать смотрела спокойно, без тени узнавания, будто видела её впервые.
У меня голова болит, выдавила она.
Как часто? Характер боли? врач начала записывать в карту.
Часто, особенно по утрам. И иногда сердце колет.
Давление измеряли?
Нет, не помню, когда последний раз.
Мария Петровна встала, подошла к Аглае с тонометром и накачала манжету. Ее руки те же, что заплетали косички, гладили голову в болезни, шлепали за шалости.
Сто сорок на девяносто, констатировала доктор. Повышенное. Стрессы на работе?
Есть, кивнула Аглая.
Семейные проблемы?
Аглая чуть не рассмеялась. Да, проблемы были. Двадцать лет назад мама выгнала её из дома за «неподходящего» парня. Тогда ей было семнадцать, она думала, что знает жизнь лучше взрослых.
Можно сказать, что есть, ответила она.
Дети?
Дочь, ей девятнадцать.
Замужем?
Разведена.
Мария Петровна кивнула, продолжая чтото записывать.
Вредные привычки? Курите? Алкоголь?
Не курю. Алкоголь изредка.
Хронические заболевания в семье?
Аглая задохнулась. Как ответить? У матери гипертония, у отца больное сердце, умер от инфаркта в сорок восемь? Но мать сидела напротив и не узнала свою дочь.
У отца было больное сердце, осторожно сказала она.
Жив?
Нет.
От чего умер?
Инфаркт.
В каком возрасте?
В сорок восемь лет.
Мария Петровна на секунду замерла, потом продолжила писать.
А мать жива?
Не знаю, честно ответила Аглая. Мы не общаемся.
Понятно. Сейчас послушаю, врач взяла стетоскоп.
Холодный металл коснулся груди. Аглая старалась дышать ровно, но сердце билось как бешеное.
Тахикардия, констатировала Мария Петровна. Аритмия. Давно такое?
Не помню.
Нужно обследование. Направлю на ЭКГ, кровь, к кардиологу обязательно.
Доктор, а Аглая запнулась, а как вы думаете, почему родные перестают общаться?
Мария Петровна отложила ручку и посмотрела внимательно.
О чём вы? О матери?
Да. Мы поссорились двадцать лет назад изза пустяка. Сейчас не знаю, жива ли она, здорова ли.
Вы пробовали найти её? Обратиться?
Боюсь. Что если не простит? Что если скажет, что у неё нет дочери?
Доктор молчала, теребя ручку.
Знаете, я тоже когдато поругалась с дочерью. Она ушла, хлопнув дверью, сказав, что я её не понимаю. Я же думала, что защищаю её, что знаю, как лучше. Гордыня не позволяла первой протянуть руку.
И что потом?
Прошли годы, и я уже не уверена, узнала бы её, встретив на улице. Люди меняются, особенно когда время идёт.
Аглая почувствовала, как к горлу подступил ком.
Вы не жалеете?
Каждый день жалею. У меня есть внучка, может, и внук, но я их никогда не видела. Не знаю, как они выглядят, как смеются.
Почему не найдете? Сейчас можно всё узнать, найти
А если она меня простить не сможет? Если я для неё умерла двадцать лет назад? голос Марии Петровны дрогнул.
Но ведь вы мать. Мать всегда простит, прошептала Аглая.
Не знаю. Я тогда сказала ей, что у меня нет дочери, что пусть живёт как хочет, только ко мне не возвращается. Она была ещё молода, влюбилась в старшего парня, я думала, что он её обманет. Но она не слушала.
И что с ним случилось?
Кто знает. Может, я ошибалась. Может, они жили счастливо. Может, я была права, и он её бросил. Но я не должна была выгонять её из дома.
Аглая не выдержала:
Он не бросил. Мы были вместе десять лет, у нас родилась дочь. Разошлись, но не изза него. Просто люди иногда перестают подходить друг другу.
Мария Петровна резко подняла голову:
Откуда вы это знаете?
Потому что я та самая дочь, мама. Это я. Лена.
Тишина повисла. Мария Петровна посмотрела на женщину напротив, в её глазах зажглось узнавание.
Лена? прошептала она. Леночка, это ты?
Я, мам. Это я.
Доктор встала, обошла стол. Аглая тоже поднялась. Они стояли лицом к лицу, не решаясь сделать шаг.
Ты так изменилась, сказала мать. Я тебя совсем не узнала. Ты была такой худой, с косичками
А ты почти не изменилась, только поседела и очки теперь носишь.
Лена, я я так жалею голос Марии Петровны прервался.
Мам, не надо. Я сама виновата. Надо было раньше прийти.
Нет, это я виновата. Я мать, я должна была первой
Они наконец обнялись. Аглая ощутила знакомый аромат маминых духов, тот же, что двадцать лет назад.
Прости меня, дочка. Прости глупую, упрямую старуху.
Мам, не говори так. Ты не старушка.
Старая, Леночка, и больная. У меня давление, сердце барахлит. Иногда забываю, куда что положила.
Ничего, мам. Главное, что мы нашли друг друга.
А внучка? Ты говорила, что дочь есть?
Катерина. Ей девятнадцать, учится в университете. Очень умна, красива, как ты.
Можно можно я её увижу?
Конечно, мам. Она будет рада узнать, что у неё есть бабушка.
В дверь постучали.
Мария Петровна, там очередь волнуется, услышала медсёстра.
Сейчас, сейчас, вспомнила доктор. Лена, у меня ещё пациенты. Давай встретимся вечером? Приезжай домой, помнишь адрес?
Помню, мам. Приеду, и Катю привезу.
А готовить умеешь? улыбнулась мать.
Умею. А ты всё так же блины печёшь по воскресеньям?
Пеку. Теперь буду печь для внучки.
Аглая вышла из кабинета, а Мария Петровна пригласила следующего пациента. Но её руки дрожали, и она несколько раз перечитывала одну и ту же строку в карте.
Вечером Аглая стояла у знакомого подъезда с букетом и коробкой конфет. Рядом нервничала Катерина.
Мам, а вдруг она меня не полюбит? шептала девушка.
Полюбит, солнышко. Она же бабушка.
Почему вы так долго не общались?
Были глупые, дочка. Очень глупые.
Они поднялись на третий этаж. Аглая нажала звонок. За дверью послышались шаги.
Кто там?
Это я, мам. Лена. С внучкой.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Мария Петровна в домашнем халате, глаза влажные.
Заходите, родные мои. Заходите скорее.
Она обняла сначала Агласу, потом долго смотрела на Катерину.
Боже мой, какая красавица! И правда на меня похожа. Те же глаза, тот же нос.
Бабушка, тихо сказала Катерина, а можно я вас обниму?
Конечно, внученька. Конечно.
Сели за стол, пили чай с тортом, который Мария Петровна успела купить по дороге. Рассказывали о прошедших годах, листали фотографии, смеялись и плакали одновременно.
Мам, вы всё ещё работаете в поликлинике? спросила Аглая.
Да, но уже думаю о пенсии. Сил не хватает, здоровье не то.
А может, не надо на пенсию? У тебя такой опыт, людям помогаешь.
Да какая я помощница Сегодня собственную дочь не узнала.
Зато теперь узнала. И это главное.
Катерина листала старый фотоальбом.
Мам, смотри, какая ты была красивая в молодости! А это кто?
Это твой дедушка. Он умер, когда мне было двадцать пять.
Почему вы поссорились? спросила внучка.
Аглая и Мария Петровна переглянулись.
Изза гордости, сказала бабушка. Я думала, что знаю, как лучше, а мама считала, что она взрослая и сама разберётся. Обе ошиблись.
Но теперь всё хорошо? настойчиво спросила девушка.
Теперь всё хорошо, улыбнулась Аглая. Мы будем жить дружно.
И я буду приходить к бабушке каждый уикенд? спросила Катерина.
Конечно, солнышко. Буду печь тебе блины.
А можно я к вам перееду? неожиданно спросила Мария Петровна. Квартиру продам, перееду к вам. Одной тяжело, а вместе веселее.
Мам, конечно! У нас места хватит.
Ура! хлопнула в ладоши Катерина. Бабушка будет с нами жить!
Поздно вечером, когда они собирались уходить, Мария Петровна остановила Агласу в прихожей.
Лена, я хочу тебе сказать Когда ты зашла в кабинет, во мне чтото дрогнуло. Я не узнала тебя сразу, но почувствовала родство. Сердце заныло.
Мам, не мучай себя. Главное, что мы вместе.
Нет, послушай. Я всегда чувствовала, когда ты рядом. Даже когда ты была маленькой и играла во дворе, я знала, что ты дома пришла. Материнское сердце не обманешь.
Значит, ты всётаки узнала меня?
Сердцем узнала, глаза подвели, старые стали.
Аглая обняла мать.
Я люблю тебя, мам.
И я тебя, дочка. И Катю люблю уже.
Бабуль, а вы правда будете с нами жить? спросила Катерина, выглядывая из комнаты.
Правда, внучка. Теперь мы никогда не расстанемся.
На улице шел дождь, но Аглая его не замечала. Впервые за двадцать лет она почувствовала истинное счастье. Мама жива, здорова, они снова вместе, а Катерина рядом, рассказывая, какая у неё замечательная бабушка и как здорово, что теперь у них будет настоящая семья.
Дома Аглая долго не могла уснуть, думала о потерянных годах, о несбывшихся праздниках, о пропущенных моментах. Но теперь всё будет иначе: они наверстают упущенное, потому что, как показывает их история, гордость и обиды лишь разрывают нити, а прощение восстанавливает жизнь. И в этом главный урок: ценить близких, пока они рядом, и не позволять мелочам разлучать сердца.
