«Как ты могла нас забыть?!» — мои дочери не смогли простить мне, что я осмелилась жить для себя.
Меня зовут Вера Ивановна, мне шестьдесят два. Всю свою жизнь я отдавала другим — детям, семье, старалась, чтобы всем было хорошо. И лишь недавно я позволила себе быть… самой собой. Но, видимо, не все готовы принять, что их мать — не просто обязанность, а живая женщина с чувствами, мечтами и правом на радость.
Всё началось, когда мне было чуть за двадцать. Я рано вышла замуж и родила двух чудесных девочек — Катю и Лену. Сперва жизнь казалась светлой и простой, но вскоре муж показал своё истинное лицо. Через два года после рождения младшей он исчез. Просто ушёл — без слов, без писем, без копейки на содержание. Мы с дочками остались одни.
Я крутилась как белка в колесе, работая с утра до ночи. Бывали дни, когда не хватало ни сил, ни денег. Но я не ныла. Надо — значит, надо. Девочки росли, а я не позволяла себе слабины — ни поболеть, ни поплакать. Разве что в подушку, по ночам.
Жили мы в деревне, в старом доме с огородом. Когда дочери выросли, обе вышли замуж и уехали в город — сначала на съёмные квартиры, о собственном жилье даже не мечтая. А я осталась одна, на пенсии в десять тысяч рублей, которых едва хватало на таблетки.
Тогда позвонила сестра — Галя. Мы с ней никогда не были близки. Она жила иначе — без мужа, без детей, с хорошей работой и умением радоваться жизни. Я молча ей завидовала. Галя позвала меня к себе в Питер — у неё начались серьёзные проблемы со здоровьем. Мне деваться было некуда, и я согласилась. Переехала в её квартиру и стала за ней ухаживать.
Сначала её образ жизни меня шокировал. Галя тратила деньги на себя — ходила в театры, покупала платья, записывалась на спа-процедуры. Даже больная, она не переставала ухаживать за собой. А потом заявила: «Если не будешь помогать — найму сиделку. Но тогда квартиру получит не ты». Сестра была резкой, но честной. Я обиделась, но осталась. Потому что кровь. Потому что совесть.
Галя умерла через несколько месяцев. И по завещанию квартира перешла мне. Впервые в жизни у меня появилось своё жильё в большом городе, свобода и покой. И я вдруг поняла — не хочу возвращаться в деревню, где всё пропитано болью, одиночеством и мозолями на руках. Хочу остаться здесь. Для себя.
Дочери узнали о смерти тёти, когда я уже обжилась в её квартире. На похороны не приехали — вечно заняты: дети, работа, ипотека. А когда поняли, что я не собираюсь продавать квартиру, начался скандал.
— Мам, ты обязана помочь! — кричала Катя. — У нас ипотека, долги! Продай квартиру и раздели деньги между нами!
— А я третьего жду, — вздохнула Лена. — Мы до сих пор снимаем, могла бы хоть однокомнатную нам с мужем помочь купить!
Но я вдруг осознала — я НИЧЕГО не обязана. Я отдала этим девочкам всю молодость, здоровье, бессонные ночи, лучшие годы. Разве этого мало? Они выросли, у них свои семьи. Я не оставлю их в беде. Но почему я снова должна всё отдавать? Почему никто не спросит — мама, а как ты?
Я ответила спокойно:
— Девочки, квартиру я не продам. Я здесь останусь. Мне здесь хорошо. Я устала быть жертвой. Хочу хоть немного… пожить.
С тех пор они на меня обижены. Не звонят. Лишь изредка, по праздникам, сухо пишут: «С 8 Марта». Без «мама», без «как ты», без «любим». Наверное, считают, что я их предала. Но разве я не заслужила немного счастья?
Иногда вечером я сижу у окна, пью чай, смотрю на городские огни и думаю: неужели так сложно понять — мама тоже человек? Не служанка, не кошелёк, не функция. Я — женщина. И даже в шестьдесят два имею право на жизнь. Не как тень чьей-то судьбы. А как личность.
А вы бы на моём месте поступили иначе?
