**Пять минут злости расплата на всю жизнь**

Запись в дневнике мужчины, который потерял жену из-за собственной вспыльчивости и теперь живёт с этим грузом.

Меня зовут Артём, мне сорок три. Живу в Нижнем Новгороде, в трёхкомнатной квартире, где тишина давит сильнее, чем зимние сугробы. Раньше здесь звенели голоса детей, скрипел пол под быстрыми шагами, пахло щами и тёплыми ватрушками. Теперь только скрип старых половиц да капли из крана на кухне. И всё потому, что не смог удержать язык за зубами.

Всегда был горячим. Отец ворчал: «Артём, с твоим норовом ни одна баба не сживётся!» А я отмахивался. Считал, что если прав значит, можно и голос повысить. Не терпел возражений, не умел вовремя остановиться. Даже если слова, как ножи, ранили тех, кто был мне дорог.

И всё же меня любила моя Ольга. Полная моя противоположность мягкая, терпеливая, умевшая сгладить любой конфликт шуткой или ласковым словом. Даже в самые жаркие ссоры она смотрела на меня с улыбкой, называла «мой медведь-буян». Прожили вместе шестнадцать лет. Вырастили сына и дочь. Были и радости, и трудности, но она всегда держала наш дом, как крепость. Всегда.

А потом в один вечер я сорвался. Повод был пустяковый то ли она задержалась у подруги, то ли не долила воду в чайник. Не помню. Но я зарычал, хлопнул кулаком по столу и в сердцах бросил:
Хватит! Разводимся!

Обычно Ольга вздыхала, гладила меня по руке и шептала: «Успокойся, мой грозный». Но в тот раз она просто подняла на меня глаза и тихо ответила:
Как скажешь.

Я думал, она испугается, попросит прощения, вернётся к разговору наутро. Но нет. Она собрала вещи и ушла. Без криков, без слёз. Даже не оглянулась.

Я ждал, что она одумается. День. Неделю. Месяц. Вслушивался в звонки, надеялся услышать: «Ну что, мой дурак, хватит дуться». Но тишина.

Прошло полгода.

Я схожу с ума. Потому что понял прогнал единственного человека, который терпел мой скверный характер. Которая не переделывала меня, а просто любила. Искренне. Без условий. А я променял это на своё самолюбие.

Сын говорит: «Пап, позвони маме. Попроси прощения». Дочь молча приносит мне чай. Они всё видят. А я не могу сломать себя. Как трудно признать, что был не прав, когда всю жизнь считал себя главным.

Не знаю, помнит ли она меня. Может, уже смирилась. Может, научилась жить без моих криков. Но я до сих пор слышу, как она смеялась, когда у меня прогорали блины, как шептала мне перед сном, думая, что дети не слышат. Как укрывала меня одеялом, если я засыпал в кресле.

Иногда мне чудится, что за дверью раздаются её шаги. Вот-вот повернётся ключ, и она войдёт. Скажет: «Ну что, мой буян, скучал?» Но дверь не открывается.

Я сам разрушил свой дом. Разрушил, потому что гордыня застила глаза. А теперь сижу в пустых комнатах, глотаю ком в горле и мечтаю лишь об одном чтобы она простила. Дала ещё один шанс.

Но жизнь редко даёт второй шанс.

Если ты это читаешь, Ольга знай: я больше не горжусь своей упрямостью. Горжусь только тем, что ты была со мной столько лет. И если бы можно было вернуть время, я бы не кричал. Просто обнял бы тебя и прошептал:
Прости. Я люблю тебя. Останься.

А пока жду. Может, ты вспомнишь, как нам было хорошо. Может, услышишь, как я бормочу твоё имя в темноте. Может вернёшься.

И тогда я впервые в жизни промолчу. И просто буду рядом.