**Одиночество среди людей: Как я осталась одна с двумя детьми**
Меня зовут Светлана. Мне 32 года, и я балансирую на краю пропасти, воспитывая двух маленьких сыновей в полном одиночестве. Недавно я попала в больницу, едва дыша от боли, но отказалась лечиться. Почему? Потому что некому было присмотреть за моими детьми. Родные — родители, свекровь, бывший муж — все от меня отвернулись. Вокруг полно людей, но я будто на необитаемом острове. Душа кричит: за что мне такое испытание? Может, сама виновата в этом вечном одиночестве?
Живу в маленьком городке под Оренбургом. Мои мальчики, Глеб и Тимофей, — моя радость и мой крест. Глебу пять, Тимофею только три. Они — мой свет, но и моя тяжёлая ноша. Недавно мне стало так плохо, что вызвала скорую. Врачи требовали лечь в больницу, но я, стиснув зубы, написала отказ. Как я могла уехать, зная, что дома двое малышей, которых некому накормить, уложить, обнять? Вернулась к ним, глотая горькие слёзы и таблетки, потому что рядом нет ни одной родной души.
Родители, Дмитрий и Людмила, вычеркнули меня из жизни. Отец ещё работает, мать на пенсии, но для них мы с детьми — пустое место. Всю жизнь они боготворили моего брата, Евгения. Ему — их любовь, забота, квартира, дача, машина. Когда я попыталась поговорить с матерью о своих бедах, она холодно бросила: «Сама выбрала, вот и расхлёбывай». Их равнодушие — нож в сердце. Я не прошу многого, но разве мои дети не заслуживают хотя бы крохи бабушкиной теплоты?
Бывший муж, Игорь, ушёл, когда Тимофей только родился. Хлопнул дверью и заявил, что дети не его. Это было не просто предательство — он пытался стереть нас из памяти. Через суд добилась теста на отцовство, который подтвердил: Глеб и Тимофей — его сыновья. Суд обязал его платить алименты, но он просто игнорирует приговор. Каждый месяц проверяю счёт — пусто. Его бессердечие оставило нас без гроша, а я, работая на износ, едва свожу концы с концами.
Свекровь, Валентина Петровна, могла бы помочь, но ей мы не нужны. Когда попросила посидеть с детьми, она отрезала: «Я своё отходила, хватит. Ваши проблемы — ваши и решайте». Её слова — как пощёчина. Неужели внуки, кровь её сына, для неё чужие? Пыталась искать поддержки у соседей, коллег — у всех свои заботы. Сочувствуют, да только их слова сытых не накормят.
Я в ловушке. Вокруг смеются, семьи собираются за столом, а я — одна. Дети растут, и страшно, что они почувствуют эту пустоту. Глеб уже спрашивает: «Мам, а где наша бабушка?» Что отвечать? Душа рвётся на части: почему мне так не везёт? То ли люди вокруг чёрствые, то ли я сама не умею кричать о боли? Не знаю.
Каждую ночь засыпаю с мыслью: «Завтра будет легче». Но утро приносит те же заботы. Хочу быть сильной для Глеба и Тимофея, но силы на исходе. Болезнь напоминает о себе, но я не имею права болеть — дети зависят только от меня. Мечтаю, чтобы однажды кто-то сказал: «Света, давай помогу». Пока же иду по этому пути одна, крепко держа их маленькие ручки. Разве я не заслуживаю хоть капли участия? Как выбраться из этого одиночества, которое душит меня день за днём?
*Последняя запись в дневнике:*
Жизнь — не справедливая книга, а тяжёлая работа. Но даже в самой густой тьме есть проблеск — мои мальчики. Они учат меня: настоящая сила не в том, чтобы не падать, а в том, чтобы подниматься снова. Пусть в мире мало добра — своё я создам сама.
