Ох, детушки, присядьте поближе, расскажу вам историю, что сердце мне разрывает. Сижу я тут, в доме престарелых, куда родные меня упекли, говорят, покой нужен. А какой покой, когда мысли, как шмели, гудят? Вяжу носки, а в голове жизнь моей подруги Анны, её дочери Насти и того, как судьба их крутила, словно водоворот в реке. Слушайте, ибо эта повесть про любовь, предательство и о том, как правда всегда наверх всплывает, хоть и больно.
Была у Анны дочь Настя красавица, будто с лубочной картинки. Глаза изумрудные, коса до пояса, а душа чистая, как утренняя роса. Работала она в школе, учила ребятишек читать, а сама мечтала о семье, о доме, где пахнет пирогами и детский смех разливается. Встретила она Петра высокого, плечистого, с улыбкой, от которой сердце таяло. Он в деревне трактористом был, но не простым: руки золотые, избу сам построил, да ещё и стихи писал, представляете? Настя, как услышала, как он ей под липой стихи читал, и пропала.
Мам, говорит Анне, это мой муж. С ним я счастлива буду.
Анна радовалась за дочь, хоть и тревога в сердце гнездилась. Пётр хороший, но что-то в глазах его мелькало будто тень. Да Настя слепа от любви, а Анна промолчала, разве дочери счастья не пожелаешь? Сыграли свадьбу, гуляла вся деревня гармошка, пляски, соседи с пирогами. Настя в белом платье, как ангел, а Пётр руку ей целовал, обещал звёзды с неба.
Поселились они в Петровом доме. Настя цветы сажала, занавески вышивала, в школе детям сказки читала, а вечером с Петром ужинали, смеялись. Анна приезжала, смотрела на них и сердце теплело. Но через год заметила: Настя осунулась, глаза потухли, улыбка не та.
Что случилось, дочка? спрашивает.
Да всё хорошо, мам, отмахнулась Настя. Просто устаю.
Но Анна не дура. Видела, как Пётр по вечерам пропадает, телефон прячет, как на Настю не смотрит, когда говорит. Соседи шептались: видели Петра в городе с какой-то, в кафе сидят, смеются, за руки держатся. Анна дочери намекнула, а та:
Мам, не выдумывай. Он меня любит.
Но любовь, детушки, как костёр: греет, пока дрова есть. А у Петра дрова, видать, в другом месте горели. Однажды Настя вернулась с работы раньше в школе занятия отменили. Заходит домой, а там женский шарф на вешалке, чужой. В спальне смех, шёпот. Настя дверь распахнула, а там Пётр с какой-то девкой, моложе её, в их же постели.
Насть начал он, но она уже не слушала. Выбежала из дома, слёзы душат, сердце рвётся. Побежала к Анне, в слезах всё рассказала. Мать обняла, чаю налила, но ничего не говорила знала, слова сейчас не помогут.
На следующий день Пётр примчался, на коленях ползал:
Прости, Настя, это ошибка! Я тебя люблю, она ничего не значит!
Настя слушала, а в глазах пустота. Анна не выдержала:
Ошибка? Ты ей сердце разбил, а называешь это ошибкой? Убирайся, Пётр, и не возвращайся!
Он ушёл, но ненадолго. Стал Насте звонить, цветы слать, стихи писать, как раньше. А она слабая была, любила его ещё. Поверила, простила. Вернулась к нему, хоть Анна умоляла: «Дочка, не ходи, он снова предаст». Но Настя говорила: «Мам, он изменится. Я верю».
Прошёл ещё год. Настя забеременела, радовалась, как дитя. Пётр вроде тоже дом красил, колыску мастерил. Но Анна видела: тень в его глазах никуда не делась. И не ошиблась. Как-то Настя в больницу поехала, на обследование, а Пётр снова ту девку привёл. Соседка, старая Прасковья, всё видела, Анне позвонила. Анна, как ураган, примчалась к дому. Застала их Пётр даже не оправдывался, только смеялся:
Ну и что? Мужик я, мне можно.
Анна его за шкирку, как щенка, и к дверям:
Вон из дома! Чтоб духу твоего тут не было!
Настя вернулась, всё узнала. Сидела на кухне, в стену смотрела, а живот гладила. Анна рядом молчит, только руку её сжимает. Наконец Настя шепчет:
Мам, я больше не могу.
И не надо, ответила Анна. Ты сильная, дочка. И сыну твоему твоя сила нужна.
Настя собрала вещи, вернулась к маме. Пётр ещё пытался её вернуть то цветы, то звонки, то угрозы. Но Настя будто очнулась. Заблокировала его, подала на развод. Анна помогала, как могла и щами горячими, и словом добрым. А когда родился мальчик, Ванюшка, Настя снова засияла. Он был маленький, но крепкий, с её зелёными глазами.
Пётр объявился через полгода. Пришёл к Анне, пьяный, в слезах:
Дайте мне сына увидеть! Я же отец!
Анна дверь не открыла:
Ты отец? Ты предатель, Пётр. Сына своего не заслужил.
Он орал, в дверь бил, но ушёл. Соседи говорили, что он в городе с той девкой живёт, да счастья нет ругались, разошлись. Пётр пить начал, трактор продал, дом забросил. А Настя с Ванюшкой у Анны росли. Она в школе дальше учила, детям сказки рассказывала, а Ванюшка бегал, смеялся, маму обнимал.
Прошло три года. Настя однажды домой пришла, глаза горят.
Мам, говорит, меня в городе на курсы пригласили, для учителей. И там мужчина один Сергей. Он библиотекарь, тихий, но добрый. Слушает меня, мам. И Ванюшку любит.
Анна улыбнулась:
Если он тебя видит, дочка, а не себя в твоих глазах, значит, это мужчина.
Сергей и правда был не то что Пётр. Без громких слов, без стихов, но с руками, что всегда помогали, и глазами, что на Настю смотрели, как на чудо. Он Ванюшку на плечи сажал, сказки ему читал, а Насте цветы
