Я ухожу от тебя
Анна захлопнула чемодан, отнесла его в прихожую и перед тем как одеться и уйти, решила проверить, не забыла ли чего.
Обойдя комнаты, она окинула взглядом свою, а точнее уже не свою, квартиру, затем зашла на кухню. Прислонившись к дверному косяку, вдруг отчетливо вспомнила, как они впервые ужинали за этим столом. В тот вечер Дмитрий впервые привел ее к себе, чтобы познакомить с матерью. Анна шла, а внутри бушевал ураган страха, желания и любви к Диме, как она его тогда называла. Боялась не понравиться его маме, но еще сильнее хотела, чтобы этого не случилось.
Страх оказался напрасным — мама Дмитрия, Татьяна Владимировна, приняла ее как родную. Когда они с Димой поженились, свекровь всегда поддерживала Анну, даже если у той что-то не получалось. А поначалу у Анечки не выходило почти ничего. Татьяна Владимировна научила ее готовить любимые блюда мужа, потому что до этого Аня умела разве что разогреть пельмени. Детдом не баловал кулинарными уроками.
Да-да, Анечка была из детдома. Не с рождения — по воле случая. Ее родители, оба хирурги, работали в одной больнице. Однажды им позвонил друг из районной больницы — срочно нужна была операция, больного нельзя было перевозить, а своего хирурга не было. Они поехали вдвоем. Операция прошла успешно, но на обратной дороге в их машину врезался пьяный водитель фуры. Отец погиб сразу, мама — по дороге в больницу.
Анечке было пять.
Еще пять лет она прожила с бабушкой, но та с каждым годом слабела — смерть сына и невестки подкосила ее. Однажды бабушка просто не проснулась. Родственников больше не было — девочку забрали в детдом.
Попала она не в лучший, но все же выросла хорошей, не пошла по кривой дорожке, как многие из ее сверстниц. После выпуска хотела вернуться в родительскую квартиру, но оказалось, что та уже давно принадлежит чужим людям.
Аня пыталась добиться справедливости, но то ли ума не хватило, то ли все было слишком запутано — ничего не вышло. Так она и осталась на улице.
И тогда она встретила Дмитрия. Он помог ей устроиться на работу, снять комнату у одной старушки, потом стал ухаживать. Через три месяца они поженились. Жили в его трешке — вместе с матерью. Но Татьяна Владимировна полюбила Аню, и та отвечала ей тем же.
Получилась хорошая семья.
А год назад Татьяна Владимировна умерла — обнаружили рак, неоперабельный. Сгорела за несколько месяцев.
И с тех пор Диму как подменили. Начал пить, иногда не приходил ночевать. А вчера Аня увидела, как он обнимает какую-то девушку у подъезда. Решила поговорить вечером, но он не пришел.
И вот сегодня, после бессонной ночи, она собрала вещи. Делить было нечего — детей у них не было. Как выяснилось, Аня не могла родить.
Она бы еще стояла, вспоминая прошлое, но из прихожей раздался мат. Аня вздрогнула — не успела уйти. Теперь разборок не избежать.
В коридоре она увидела еле стоящего на ногах Дмитрия и ту самую девку, которую он вчера целовал. Та, на удивление, была почти трезва.
Увидев жену, Дима рявкнул:
— Че уставилась? Ик! Собирай свои манатки и вали! Пустышка! Теперь со мной Верка будет жить… Ик… Она мне детей родит… Не то что ты — пустоцвет.
В груди у Ани что-то сжалось так, что дышать стало больно. Она оперлась о стену, чтобы не упасть.
— Не переживай, уже ухожу.
— Молодец. Пять минут — и чтобы тебя тут не было.
Аня хотела крикнуть: «Что ты с собой делаешь, дурак? Мама в гробу перевернулась!» Но промолчала. Взяла чемодан, сумочку и вышла — из квартиры, из жизни, которая когда-то казалась такой счастливой.
Она услышала, как Дима бубнит:
— Пойдем, Верка, детей делать.
Аня зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Постояла на площадке, опустив чемодан, потом взяла его и пошла к лифту.
Во дворе ее ждало такси.
— Куда едем? — спросил водитель.
Куда? Она даже не подумала об этом. И тут вспомнила ту старушку, у которой когда-то снимала комнату. Может, та еще жива? Прошло всего восемь лет…
Она назвала адрес. По дороге слезы текли сами, и только у дома ей удалось их смахнуть.
Выйдя из такси, она направилась к подъезду, но у дверей ее окликнули:
— Анна?
На лавочке сидела та самая старушка — Дарья Семеновна.
— Анечка, ты? — Бабушка встала, увидев заплаканное лицо. — Что случилось, родная?
Аня не выдержала — разрыдалась.
— Иди, иди ко мне.
Дарья Семеновна втолкнула ее в подъезд, взяла чемодан и повела наверх.
— Раздевайся, умойся, потом чай пить будем.
Через пять минут Аня сидела за кухонным столом.
— Ну, рассказывай.
Она всхлипнула, но собралась и выложила все.
— И что теперь будешь делать?
— Развод. Пусть живет как хочет.
— Значит, не любишь?
— Люблю! Но…
— Никаких «но»! Если любишь — борись. Он же не всегда таким был.
— Сам захотел!
— Ты так думаешь?
Аня замолчала.
— Давай вспомним, с чего все началось.
— После смерти мамы…
— Мамы?
— Его мамы. Сначала по стопке перед обедом, потом по две… Потом нашел себе компанию алкашей. А потом эта Верка появилась. Вчера я видела, как он ее целовал. Хотела поговорить, но он не пришел. А сегодня я собрала вещи, и тут он с ней ввалился… Выгнал.
Дарья Семеновна покачала головой.
— Понятно. Слушай, у меня есть знакомая — Марфа Игнатьевна. Она нам все объяснит.
Через полчаса они звонили в дверь старой сталинки.
Им открыла женщина лет семидесяти.
— Заходите.
Комната была обычной, если не считать круглого стола посередине.
— Дарья Семеновна, садись на диван. Ты, девушка, ко мне.
Аня села.
— Дай руки.
Марфа Игнатьевна накрыла ее ладони своими, закрыла глаза.
В комнате потемнело. По стенам заплясали тени. Аня испугалась, но не могла пошевелиться.
Через пару минут свет
