Ох, детки мои, садитесь ближе, расскажу вам историю, что мое сердце рвёт на части. Сижу я тут, в доме престарелых, куда родные засунули, говорят, для покоя. А какой тут покой, если мысли, как пчёлы, жужжат? Вяжу я носки, а в голове — жизнь моей подруги Анны, её дочери Анисьи и того, как судьба их крутила, словно водоворот в реке. Слушайте, ведь эта повесть — про любовь, предательство и про то, как правда всегда выплывает, даже если больно.
Была у Анны дочь Анисья — красавица, будто с картины. Глаза зелёные, коса до пояса, а душа — чистая, как утренняя роса. Работала она в школе, учила детей грамоте, а сама мечтала о семье, о доме, где пахнет пирогами и звенит детский смех. Встретила она Егора — высокого, плечистого, с улыбкой, от которой сердце таяло. Он в деревне трактористом был, но непростым: руки золотые, дом сам построил, да ещё стихи сочинял, представляете? Анисья, как услышала, как он ей под липой стихи читал, — и пропала.
— Мама, — говорит Анне, — это мой муж. С ним я счастлива буду.
Анна радовалась за дочь, хоть тревога в сердце гнездилась. Егор хороший, но что-то в глазах его мелькало — будто тень. Да Анисья слепа от любви, а Анна промолчала, разве можно дочери счастья не пожелать? Сыграли они славную свадьбу на всю деревню — гармошка, пляски, соседи с пирогами. Анисья в белом платье, как ангел, а Егор ей руку целовал, обещал звёзды с неба.
Поселились они в Егоровом доме. Анисья цветы сажала, занавески вышивала, детям сказки в школе читала, а вечерами с Егором ужинали, смеялись. Анна приезжала, смотрела на них — и сердце грелось. Но через год заметила: Анисья осунулась, взгляд потухший, улыбка не та.
— Что случилось, дочка? — спрашивает.
— Всё хорошо, мама, — отмахнулась Анисья. — Просто устаю.
Но Анна не дура. Видела, как Егор по вечерам пропадает, телефон прячет, как на Анисью не смотрит, когда говорит. Соседи шептались: видели Егора с какой-то в городе, в кафе, смеются, за руки держатся. Анна дочери намекнула, а та:
— Мама, не выдумывай. Он меня любит.
Но любовь, детки, как огонь: греет, пока дрова есть. А у Егора, видно, дрова в другом месте горели. Однажды Анисья вернулась с работы раньше — занятия отменили. Заходит в дом, а там — чужой женский шарф на вешалке. В спальне — смех, шёпот. Анисья дверь отворила, а там Егор с какой-то девкой, моложе её, в их же постели.
— Анисья… — начал он, но она уже не слушала. Выбежала из дома, слёзы душат, сердце рвётся. Побежала к Анне, в слезах всё рассказала. Мать обняла, чаю налила, но ничего не говорила — знала, что слова сейчас не помогут.
На следующий день Егор прибежал, на коленях ползал:
— Прости, Анисья, это ошибка! Я тебя люблю, она ничего не значит!
Анисья слушала, а в глазах — пустота. Анна не вытрипела:
— Ошибка? Ты ей сердце разбил, а это ошибкой называешь? Убирайся, Егор, и не возвращайся!
Он ушёл, но ненадолго. Стал Анисье звонить, цветы присылать, стихи писать, как раньше. А она слабая была, всё ещё любила его. Поверила, простила. Вернулась к нему, хоть Анна умоляла: «Дочка, не ходи, он снова предаст». Но Анисья говорила: «Мама, он изменится. Я верю».
Прошелестел ещё год. Анисья забеременела, радовалась, как дитя. Егор вроде бы тоже — дом красил, колыбель мастерил. Но Анна видела: тень в его глазах никуда не делась. И не ошиблась. Однажды Анисья в больницу поехала, на обследование, а Егор опять ту девку привёл. Соседка, старая Марфа, всё видела, Анне позвонила. Анна, как вихрь, примчалась к дому. Застала их — Егор даже не оправдывался, только смеялся:
— Ну и что? Мужик я, мне можно.
Анна его за шиворот, как щенка, и к дверям:
— Вон из дома! Чтоб духу твоего тут не было!
Анисья вернулась, всё узнала. Сидела на кухне, в стену смотрела, а живот гладила. Анна рядом — молчит, только руку её сжимает. Наконец Анисья шепчет:
— Мама, я больше не могу.
— И не надо, — ответила Анна. — Ты сильная, дочка. И твоему ребёнку твоя сила нужна.
Анисья собрала вещи, вернулась к матери. Егор ещё пытался её вернуть — то цветы, то звонки, то угрозы. Но Анисья словно очнулась. Заблокировала его, подала на развод. Анна помогала, как могла — и щами горячими, и словом добрым. А когда родился мальчик, Ванятка, Анисья снова засияла. Он был маленький, но крепкий, с её зелёными глазами.
Егор объявился через полгода. Пришёл к Анне, пьяный, в слезах:
— Дайте мне сына увидеть! Я ведь отец!
Анна дверь не открыла:
— Ты отец? Ты предатель, Егор. Сына своего не заслужил.
Он орал, в дверь стучал, но ушёл. Соседи говорили, что он в городе с той девкой живёт, да счастья там нет — ругались, разошлись. Егор пить начал, трактор продал, дом запустил. А Анисья с Ваняткой у Анны росли. Она в школе дальше учила, детям сказки рассказывала, а Ванятка бегал, смеялся, маму обнимал.
Пролетело три года. Анисья однажды пришла домой, глаза горят.
— Мама, — говорит, — меня в городе на курсы пригласили, для учителей. И там один мужчина… Сергей. Он библиотекарь, тихий, но добрый. Слушает меня, мама. И Ванятку любит.
Анна улыбнулась:
— Если он тебя видит, дочка, а не себя в твоих глазах, значит, это мужчина.
Сергей и правда был не чета Егору. Без громких слов, без стихов, но с руками, которые всегда помогали, и глазами, которые на Анисью смот
