Гордая невеста
Давно это было, в начале прошлого века. Всегда девушки мечтали о достатке и любви, особенно те, кто с детства знал нужду. В те времена почти все в деревнях жили бедно, кроме разве что зажиточных семей.
На самом краю села стоял небольшой дом, где жила Аграфена, все звали ее Груней. Росла она с отцом да матерью, единственная дочь в семье, но такой красавицей, что все село ахало. Откуда только взялась такая прелесть?
Родители её — Федот с Дарьей — день и ночь трудились, чтобы одеть дочь получше, погляднее, да выгодно замуж выдать. Сама Груня с детства знала, что хороша собой. Соседки шептались с матерью, а она подслушивала:
— Дарья, ну и красавица же у тебя Груня растет! Глаза, как две ясные звезды, коса толстая да русая, а губки — ягодки. Вот уж диво дивное! В кого она такая?
— В бабку Евдокию, свекровь мою. Та рано ушла, но Груня — вылитая она. Только вот нрав у Евдокии был… Боже упаси разгневать — летели клочья! — вздыхала Дарья. — Грешно, может, но я в душе облегченно вздохнула, когда её не стало. Жизни мне не давала, ох, не давала.
— А вдруг Груня твоя в неё характером пошла?
— Не дай Бог! Но строптива и упряма, да ничего… жизнь научит.
Выросла Аграфена — загляденье. Парни в селе спать не могли, мечтая заполучить такую жену. Да и женатые мужики грезили о ней. Зато их бабы Груню терпеть не могли, злились, когда та проходила мимо, а их мужья шеи выворачивали.
В деревенской церкви шла праздничная служба — Троица. Народу много, все молились. Пришел и Прокоп с женой Феклой. Хоть и женат десять лет, трое детей в доме, а Груня покоя не дает.
Аграфена с матерью тоже пришли, стояли в сторонке, слушали батюшку. Только вошла она в церковь — Прокоп тут же забыл, зачем пришел. Мысли путались:
— Ну что за красавица эта Груня! Высокая, статная, пышная, как каравай сдобный. А глаза — светятся, а губки… Ах, эти губки… Словно малина в огороде у тетки Матрёны.
Прокоп никого не видел, кроме Аграфены. Не знал он, что и остальные мужики исподтишка пялились не на иконы, а на нее. Не о Боге думали, а о ней, молодой да пригожей.
Забыл даже креститься, стоял как пень, глаз не отрывая, за что и получил тычок в бок от Феклы:
— Ты в храм пришел молиться или глазеть на эту вертихвостку?
Не стал спорить Прокоп, покорно перекрестился, стал слушать батюшку. Но вскоре опять задумался:
— Эх, когда-нибудь возьму да брошу эту Феклу, осмелюсь к Груне подойти. Бедноват я, конечно, но дом крепкий, корова есть, лошади только нет… — мечтал он, но, заметив взгляд жены, поспешно осенил себя крестом.
Не шла молитва впрок. Сам себя укорял:
— Эх, Прокоп, да кому нужна твоя корова да несуществующая лошадь? Груня — не нашего поля ягода. Уж сколько женихов ей от ворот поворот дала — и все хорошие парни.
Был на службе и Тихон, давно и безнадежно влюбленный в Аграфену. Тоже грезил о ней днем и ночью. Парень холостой, видный, хоть отец уже и намекал:
— Тихон, пора тебе жениться. Присматривай невесту, а не то сам найду.
Но сын ни на кого не смотрел, кроме Груни. Отец догадывался, видел, как тот провожает ее жадным взглядом.
— Что, сынок, кровь играет? Груня-то не дает покоя? — подтрунивал он, а Тихон молча уходил.
Любил Тихон Аграфену. Как-то после посиделок удалось ему остаться с ней наедине:
— Провожу тебя, Груня, — проговорил он дрожащим голосом.
— Да чего провожать-то? Три дома до моего. Не съем же меня никто, — звонко рассмеялась она. — Ну ладно, иди, коли охота.
Тихон от счастья, что идет рядом с самой красивой девушкой в селе, готов был лететь. Боясь, что она вот-вот скроется за калиткой, выпалил:
— Груня, выходи за меня! Люблю тебя давно.
Но она лишь рассмеялась.
— И ты туда же! Сколько вас таких было — ни гроша за душой. Иди-ка лучше своей дорогой…
Понял Тихон — не первый он, кому отказала, не последний. Растоптала его чувства, да еще и послала куда подальше. С горькой усмешкой побрел он домой.
Аграфена себе на уме. Родители видели — зазналась их дочь, ждет богатого жениха, а над деревенскими парнями смеется. И рады бы выдать за своего, годы-то идут, да знают — подавай ей Терентия, сына местного богатея Карпа.
В селе все заметили — зачастила Груня в лавку, где торговал Терентий.
— Видать, приглянулся ей хозяин сынок, — судачили бабы. — Богатый. Небось, за деньгами туда и бегает. У её родителей — шиш да масло. Вот и тянется к богатству.
Время шло. Парни поняли — нужен Груне только Терентий, а на них она и не смотрит.
В очередной раз зашла она в лавку. За прилавком — Терентий, полноватый, веснушчатый, неказистый, лет двадцати трех.
— Ну что, Терентьюшка, — ласково заглядывая в глаза, спросила она, — говорил с отцом? Чем я ему не невеста? Первая красавица в селе!
Терентий покраснел, как маков цвет.
— Говорил, Груня, да не раз. Умолял.
— И что? Все так же уперся?
— Да. Говорит, богачи должны жениться на богачках. «Не пара она нам, бедна, как церковная крыса», — вздохнул Терентий. Очень уж нравилась ему Груня.
— Терентьюшка, поговори еще раз, ладно? — сладко улыбнулась она и кокетливо повела плечом.
Пообещал он. А она вышла, гордо пройдя мимо Тихона и других парней. Шуршание её новых юбок, купленных с матерью на ярмарке, и запах молодости сразили их наповал.
Прошло лето, пришла осНо так и не дождалась Груня сватов от Терентия, а когда поняла, что время ушло, согласилась выйти за верного Тихона, с которым прожила долгую жизнь, поняв наконец, что счастье не в богатстве, а в любви и верности.
