Гордая невеста
Дело было давно, ещё при царе-батюшке. Всегда девушки мечтали о достатке да ладной жизни, особенно если росли в бедности. В те времена почти все в деревнях так жили, разве что зажиточные купцы побогаче.
На краю села, в покосившейся избёнке, жила Аграфена, а звали её Груней. Родители — Пётр с Дарьей — горбились на работе, чтобы одеть дочку получше, выдать замуж за человека с достатком. Сама Груня с пелёнок знала, что красавица. Соседки шептались с матерью, а она подслушивала:
— Дашенька, ну и дивчина ваша Груня растёт! Глаза — как два ясных месяца, коса — будто пшеничный сноп, а щёчки — хоть на иконе пиши. В кого она у вас такая?
— В бабку Матрёну, свекровь мою. Та хоть и на том свете давно, а Груня — вылитая она. Только характер у свекрови был… тьфу-тьфу, хуже медведя в берлоге. Меня так изводила, что я, грешным делом, вздохнула, когда её схоронили.
— А ну как Груня в неё нравом пойдёт?
— Не дай Бог, конечно. Но упряма она у меня, словно козёл на привязи. Ничего — жизнь на место поставит.
Подросла Аграфена — загляденье! Деревенские парни с ума сходили, мечтая заполучить такую невесту. Женатые мужики тоже вздыхали, а их бабы Груню люто ненавидели: стоило ей пройти — их мужья чуть ли не наизнанку выворачивались.
На Троицу в сельской церкви собрался народ — кто молиться, кто на людей посмотреть. Пришёл и Федот с женой Ульяной. Хоть и женат десяток лет, трое детей, а Груня сна ему не даёт.
Аграфена с матерью тоже пришли, стоят у стенки, слушают батюшку. Только вошла Груня — Федот и забыл, зачем сюда явился. Мысли путались:
— Ну красавица же! Высокая, статная, будто калач из печи. Глаза горят, а губки… тьфу ты, как у тётки Акулины малиновое варенье!
Федот ничего вокруг не видел, только Груню. Не подозревал он, что все мужики в церкви так же таращились на неё, а не на иконы. Не о спасении души думали, а о том, как бы с красавицей познакомиться.
Забыл даже креститься, за что получил локтём в бок от Ульяны:
— Ты в храм пришёл или на эту вертихвостку глазеть?
Федот покорно опустил голову, начал молиться, но через минуту опять засматривался на Аграфену.
— Эх, взбеситься можно! — думал он. — Брошу я свою Ульяну, подойду к Груне… Домишко у меня новёхонький, корова дойная, хоть и лошади нет… — мечтал он, но, заметив взгляд жены, поспешно перекрестился.
Служба ему не шла в голову:
— Эх, Федот, да кому твоя корова нужна? Груня — не про тебя. Сколько женихов ей отказ дала — не счесть!
Был в церкви и Никита, который давно и безнадёжно любил Аграфену. Тоже мечтал о ней, а отец уже намекал:
— Никишка, пора бы жениться. Не присмотришь невесту — сам тебе выберу.
Но парень ни на кого не смотрел, кроме Груни. Отец догадывался:
— Что, сердце ноет по Груньке? — подтрунивал он, а Никита молча уходил.
Однажды после посиделок удалось ему остаться с Аграфеной наедине:
— Провожу тебя, Груня, — проговорил он дрожащим голосом.
— Чего провожать? Три дома до моего. Никто меня не украдёт, — засмеялась она. — Ну ладно, идём, коли охота.
Никита шагал, будто на крыльях нёсся. Боясь, что Груня вот-вот скроется за калиткой, выпалил:
— Выходи за меня, люблю тебя!
Но Аграфена фыркнула:
— И ты туда же? Сколько вам тут названивали — все как один с пустыми карманами. Иди своей дорогой…
Растоптала Груня его чувства, да ещё и послала куда подальше. Пошёл Никита домой с опущенной головой.
Аграфена была себе на уме. Родители видели, что дочка заносится — подавай ей купца, а не простого мужика. Но знали Пётр с Дарьей: ей бы только Терентия, сына местного богача Сидора.
В селе все заметили, как участились визиты Груни в лавку, где торговал Терентий — толстощёкий, веснушчатый, но зато с полными закромами.
— Видать, приглянулся ей купеческий сынок, — судачили бабы. — У её родителей и гроша за душой нет, вот и тянется к богатству.
Шло время. Деревенские парни уже поняли: Груне нужен только Терентий, а на них она и смотреть не хочет.
В очередной раз зашла Аграфена в лавку:
— Ну что, Терентий, говорил с отцом? Чем я не невеста? Первая красавица в селе!
Терентий покраснел, как рак:
— Говорил, Луша. Да он упёрся: «Богачи должны жениться на богачках». Говорит, ты для нас — как церковная крыса.
— Поговори ещё, голубчик, — томно протянула Груня, поводя плечом.
Обещал Терентий, а она вышла, гордо прошагав мимо Никиты и других парней. Шелест её новой юбки (купленной на ярмарке) и запах девичьей пудры оставили их в оцепенении.
Прошло лето, наступила осень с дождями, потом зима. Аграфена ждала, что Терентий вот-вот зашлёт сватов. Но так и не дождалась.
На Рождество мать не выдержала:
— Груня, всех парней распугала. Терентий тебе не ровня, опомнись!
— Пришлёт, я знаю! — упрямилась дочь. — Кто откажется от такой красоты?
— Красота — не вечна, а счастье стучало — да мимо прошло.
Перед Рождеством Груня с подружкой гадали у зеркала. Всматривалась она, но так никого и не увидела.
— Враки это всё, — сказала подруга.
— А мать говорила, что у них сбывалось, — вздохнула Аграфена.
Лето вернулось. К ней снова подошёл Никита:
— Выходи за меня. Отец невесту ищет, а мне кроме тебя никто не нужен.
Аграфена, наконец смирив гордыню, кивнула, и через месяц в деревне сыграли весёлую свадьбу, где даже бывшие завистливые подружки пили за счастье спесивой невесты, ставшей наконец простой счастливой женой.